Парень замолчал, затем решительно оторвал клок от подола рубашки и принялся обматывать палец.
— А дальше что? — Сигурд смотрел, как он пыта-ется затянуть тряпичный узел на порезе, сопит, от старания высовывает кончик языка.
— Ингия видела, как она Ветра выпускала, расска-зала о том отцу Ансгарию. Тот осерчал, отыскал девку, принялся ее ругать. Так сердито говорил, что у меня кровь в жилах стыла. А девка ваша стояла перед ним, рысьими зенками по сторонам зеркала, и хоть бы хны ей. А потом мягко так, певуче ответила: «Прости, если кого обидела, только коню этому в стойле не место. Имя у него верное, так и жить ему надо по имени! А иначе потеряешь коня». Сказала и пошла прочь. Отец Ансга-рий к такому не привык. Стоял, в спину ей глядел, лишь губами жевал. Ингия к нему подскочила, приня-лась шептать что-то про адское отродье, про ведьму. Болтала, что девка ваша с той, адской, что ей привиде-лась, статью и лицом схожа, как две капли воды. Отец-настоятель ей не поверил. Отмахнулся да ушел к себе в келью. Так там уже почти полдня и сидит безвылазно. Должно быть, откровения ждет. Как же, дождется, ко-ли сам впустил ведьму в святое место.
В голосе слуги послышалось злорадство. Похоже, в монастыре не все любили отца Ансгария, защитни-ка бедных и убогих. А в крепости, средь графских ро-дичей, его не любили еще больше.
Ночью Симон вновь молился. Иногда сквозь его монотонный шепот Сигурду в полусне чудился топот конских копыт и ржание, доносящееся со двора. Он просыпался, отрывал голову от лавки, вслушивался.
В углу бил поклоны брат Симон, пред изображе-нием Бога потрескивала свеча, в маленьком оконце упивалась тишиной ночь. Никаких других звуков не было. Успокоившись, Сигурд ложился, закрывал гла-за и опять слышал стук копыт.
Он промаялся всю ночь, а к рассвету слез с лавки и, переступив через заснувшего прямо на полу мона-ха, направился к конюшне.
На дворе было сыро и туманно. Утро еще не про-будило крикливого петуха, будоражащего криками весь монастырь, не выгнало из келий монахов, не рас-пахнуло рукой смиренного служки наглухо запертые ворота. Проходя мимо пристройки, где спали Ингия с княжной, Сигурд остановился. Дверь в пристройку была приоткрыта, внутри раздавались женские голо-са. Одна женщина что-то рассказывала, другая то ли хихикала, то ли всхлипывала. Сигурд попытался ра-зобрать слова, однако женщины разговаривали слиш-ком тихо.
Проскользнув мимо щели, из которой лилось лас-ковое тепло, бонд пересек двор, толкнул плечом дверь конюшни. В ноздри ему ударил пряный, жаркий аро-мат сена и лошадиного пота. В темноте, почуяв чужа-ка, всхрапывали лошади, переминались, гулко стуча копытами. Привыкая к сумраку, Сигурд вытянул руку и нащупал балку стойла. Перебирая по ней ру-ками, бонд медленно двинулся вперед. В темноте он различал очертания загонов, светлые пучки сена па полу, что-то белое справа от выстроившихся в ряд загородок.
— Айша! — Сигурд остановился в ожидании. Серд-це у него в груди гулко отсчитывало удары, капля пота соскользнула на шею. Здесь, в духоте и темени, среди шорохов и шепотков невидимых глазу духов, имя колдуньи звучало зловеще.
Ответа не было.
Желание уйти настойчиво погнало бонда назад к дверям.
— Айша! — вновь позвал он.
Что-то легкое и прохладное коснулось его обна-женной до локтя руки.
Вздрогнув, бонд обернулся. Колдунья стояла пря-мо перед ним — худая, бледная, с распущенными чер-ными волосами. Огромные кошачьи глаза испытующе взирали на бонда. Сигурд вдруг забыл, зачем пожало-вал к ней. Слова, которые еще недавно так ловко укла-дывались у него в голове, не шли на язык. Словно кто-то перепутал их, превратив в мешанину никчемных звуков.
— Не бойся. — Голос колдуньи наполнил конюш-ню прохладой, сбросил с Сигурда невидимые путы.
— Я не боюсь, — прошептал он.
Ведьма повернулась к нему спиной. Длинные во-лосы взметнулись, одна из прядей скользнула по пле-чу Сигурда.
— Идем, — позвала она, и Сигурд пошел, так же послушно, как недавно шел за ней рыжий жеребец.
Тонкая фигурка проскользнула между двух длин-ных загонов, миновала третий и остановилась перед распахнутой дверью четвертого.
— Смотри. — Ведьма вытянула к двери худую руку.
Сигурд заглянул в пустое стойло. В кормушке лежала свежая охапка сена, на полу дымилась куча навоза. Совсем недавно в этом стойле была лошадь. Догадка, пришедшая на ум бонду, окончательно раз-веяла его страхи.
— Ты его выпустила?! — воскликнул он.
Айша молча склонила голову набок, повернулась, показывая Сигурду левую щеку. Она была в чем-то из-мазана. Бонд потянулся к грязному пятну, осторожно провел по нему пальцем. Страх вернулся новым, непо-нятным ему чувством. Теперь он больше всего боялся разрушить понимание, молчанием связывающее его с маленькой белокожей женщиной Бьерна. Но Айша не отшатнулась, лишь закусила нижнюю губу, словно от боли. Сигурд почувствовал шероховатость неглубокой, но широкой ссадины, быстро убрал руку.
— Конь? — никогда еще в его голосе не было столь-ко гнева. Останься рыжий жеребец в своем стойле, Си-гурд, не задумываясь, ударил бы его.