Да, волчье мясо — харч не сладкий,

Позора никто не заслуживал, это признали все без исключения.

В городах франков мы добудем золото и сла-ву, — продолжал Рюрик.

Он стоял возле мачты, в тот день ветер помогал кораблям и гребцы могли отдохнуть. Они сидели и смотрели на тонкую мальчишескую фигурку, на его белые, как снег, длинные волосы и плещущееся за его спиной полотнище паруса. В тот день они не думали о тех, кто навсегда остался на берегах Лабы, или о тех, кто лег на морское дно в суровых водах Мерк-ленбургской бухты. Хирдманны думали о своих род-ных, оставленных в далекой северной земле, и о том, кем им хотелось бы вернуться: безвестными трусами или смельчаками с богатой добычей. Поэтому, когда Рюрик спросил:

— Кто пойдет за мной? — все вскочили в едином порыве и стали кричать, славя нового хевдинга. Мол-чали лишь двое — Сигурд и Латья.

Сигурда все реже называли бондом, но он никак не мог ощутить себя воином, жадным до битв, добычи и славы. Резня в Шверине, стычка с варгами в Гаммабур-ге, поспешные наскоки на усадьбы по берегам Лабы и нападение Трира на береговую деревню во Фландрии были полны крови, боли, злости. Славы в них не было. Сигурд понимал, что в предстоящем походе ее тоже не будет. Он больше не жаждал походов и битв. Он заме-тил, что и кормщик нарочно отвернулся и стал смот-реть на море, когда хирдманны по одному стали подхо-дить к Рюрику, признавая его новым хевдингом. А ко-гда все принесли мальчишке клятву верности и сам Сигурд, преклонив колено, пообещал положить за него жизнь, если потребуется, Латья даже не сошел со сво-его места. Рюрик сам подошел к нему.

— Ты отказываешься признать мою власть?— спросил он.

— Нет, — ответил Латья. — Я был подвластен тебе, твоему роду и твоему кровному отцу еще много лет на-зад в Альдоге. Время не может изменить кровь и род.

— Тогда почему ты не приносишь мне клятву вер-ности? — Щеки Рюрика порозовели, губы обиженно сжались.

— Мое сердце родилось с ней, — ответил Латья.— Но мои губы произносили ее для другого хевдинга.

Кормщик был невысоким, худым и жилистым. Его глаза всего на три пальца возвышались над макушкой мальчишки-хевдинга. Тот исподлобья воззрился на него, помрачнел.

— Бьерн мертв.

— Для меня Бьерн жив, — возразил Латья. Все смолкли, лишь ветер бился в парус, волны гладили борта драккара и чайки вопили над высокой мачтой. Латья медленно поднял руку и кулаком постучал се-бя в грудь. — Вот здесь...

Он стоял перед разозлившимся мальчишкой и гля-дел куда-то поверх его головы, далеко в море, где вол-ны облизывали друг друга темными пенистыми язы-ками.

Гримли вытащил из ножен меч. Тортлав метнул-ся меж ним и упрямым вендом, чтоб упредить крово-пролитие. Сигурд поднялся с сундука, стиснул кула-ки. Рюрик закусил губу, нахмурился, а потом неожи-данно шагнул к Латье, положил руку на его плечо.

— Твоя верность мертвому ярлу похвальна, хоть и забавна. — Мальчишке было обидно, но он сумел выда-вить улыбку на бледных, иссохшихся губах. — Бьерн заслужил подобную верность, и моя печаль по нему так же велика, как твоя. К тому же клятва, данная серд-цем, не хуже клятвы, данной словами. Ты будешь в мо-ем хирде кормщиком, как раньше был им в хирде Бьер-на. Но скажи, если так пожелают Боги, отдашь ли ты без раздумий свою жизнь в обмен на мою? И пусть муд-рый Один станет свидетелем твоих слов.

— Отдам, — кивнул Латья.

Гримли убрал меч, Сигурд разжал кулаки, а Торт-лав, рассмеявшись, потрепал Латью по плечу и сказал:

— Молодой хевдинг хитер как лис. Он сам произ-нес слова клятвы, но Один слышал твой ответ...

С того дня Рюрик стал владельцем драккара Бьерна и хевдингом его хирда...

А спустя еще день к войску Рагнара присоединились пять кораблей Харальда Клака, нынешнего правителя Фризских островов. Конунги быстро договорились о том, как поделят добычу в случае удачного похода, по-сле чего в войско эрулов влились новые соратники-даны и фризы. Хевдингом над ними Харальд поставил своего дальнего родича — седого, высокого, похожего на корявое старое дерево ярла по имени Трир. Когда-то давно в бою Трир потерял два пальца на левой руке, од-нако не стал от этого менее отважным. Перед битвой он привязывал к покалеченной руке кривой кинжал с за-зубренным лезвием, похожий на крабью клешню, по-этому на островах его называли Трир Клешня.