И Знающий послушно открыл дверь. Одет он был так же, как и на коронации, словно пытаясь тем самым сказать, как отнесся к прошедшему торжеству. Цири и сама не переодевалась, но не по этой причине. Ей не велели снимать голубое платье и менять на более скромный наряд. То ли так захотел Эредин, то ли служанке было лень заморачиваться, Цири точно не знала, не спрашивала. Она просто не думала о том, как выглядит, как звучит ее наряженный теперь голос, как сейчас подрагивают пальцы. Ей страшно? И верно.
– Пойдем, нам придется немного проехаться вместе.
Креван вошел, подал ведьмачке руку, сделав пару шагов до ее кровати, но Цири сделала вид, будто не заметила его вежливости. Она гордо подняла голову и встала самостоятельно, тут же очутившись у двери. Пытаться бежать у нее не было и мысли, стража все равно ждет у выхода, наверняка солдаты патрулируют и окрестности. Ее поймают в два счета, изобьют, если позволит король, но не до смерти… Эльфы не желают терять этот пресловутый ген снова.
Аваллак’х шел молча, молчала и сама Цири. О солнце, освещавшем землю не так давно, осталось лишь напоминание в виде тонкой полосы света на дальнем горизонте, воздух пах полевыми цветами, а ветер приносил с собой радостные песни из города. Вечер был дивным, полнился отголосками радостных криков и музыки. Эльфы праздновали восхождение нового короля, нового солнца над их старым миром, не ведая, что вступают в эру войн и кровопролитий под его началом.
У выхода спутников ждала закрытая карета, готовая отправиться ко дворцу в тот же миг. Цирилла залезла в нее сама, без помощи, упрямо игнорируя еще незабытые наставления бабушки и ворчливый вздох сопровождающего. Цири злилась, и злость ее выходила окружающим боком: изливалась невежливостью и капризами. Девушка чуть пододвинулась, когда эльф изъявил немое желание сесть рядом, на том и закончилась ее любезность в этот торжественный день.
– Ты нервничаешь, Ласточка, – заговорил Аваллак’х. – Это неизбежно, тут и стыдиться-то нечего. Я бы хотел сказать, будто все пройдет хорошо, но это было бы ложью, а я ведь здесь не за этим.
– Ах, точно. Ты ведь должен меня обучить, а? – спросила она с неприкрытой издевкой. – Прямо в карете, верно? Потому же на окнах шторки?
А окна действительно были занавешены, и плотно, словно ради того, чтобы скрыть проезжающих от сотен любопытных глаз. Сиденья оказались обиты черным бархатом, золотые узоры на стенах сплетались с ярко-красными, и Цири была уверена в том, что в свете дня салон выглядит весьма безвкусно и слишком вычурно. Впрочем, все в духе гордых эльфов. Больше вензелей, ярче узоры, дороже краски и больше, больше напускной роскоши.
– Ты говоришь глупости от волнения, я тебе прощаю, Зираэль, но впредь воздержись, – произнес мужчина, на секунду сжав губы.
– Да можешь обижаться, мне все равно, – без интереса ответила ему ведьмачка, чуть отодвигая шторку.
В салоне царил мрачный холод, и меж спутниками не завязывалась беседа. Девчонка хотела молчать. Карета тронулась, и пейзаж начал медленно меняться за скользким окном, мимо мелькали дорожки, цветы и деревья, запрятанные вдали, островки травы, земли и воды, расположенные в хаотичном порядке.
– Цири, – помолчав, произнес спутник, но тут же вновь остановился, собирая мысли вместе. – Ты же понимаешь, что Эредин – не Ауберон, верно?
– Конечно! – подтвердила девчонка, но удержалась от колкого замечания об очевидности сего факта. – У него, наверное, проблем с потенцией и не будет, и все зар…
– Не это я хотел услышать, – на выдохе заметил эльф.
– Можно подумать, будто бы я очень хочу думать о таком.
– Я не это имел… К черту.
Копытца впряженного в повозку коня мерно стучали по дороге, но звук этот не успокаивал нервы. Цири сама не заметила, как вцепилась в сиденье, как сжимала пальцы, пока костяшки на них белели, как сжимала губы в немом беспокойстве. Ее голос мог бы задрожать, не заставь себя ведьмачка сидеть так, будто ей нет никакого дела до происходящего, будто везут ее не к насильнику в спальню, а на обычную повседневную прогулку вдоль тихой эльфийской реки.
– Зираэль, будь внимательна к моим словам, ибо только они и спасут твою жизнь.
– Твои слова выпустят меня из этого дурацкого мира? – шепнула девушка, поворачивая голову, но не находя взгляда Аваллак’ха. – Нет. Значит, они ничего уже не изменят.
– Ты правда думаешь, Зираэль, что мои слова окажутся пусты? Я вижу, что ты напугана, смущена и потеряна. Можешь не бояться моей внимательности, я обещаю никому об этом не говорить.
Но Цири не хотела слышать его обещаний. Эльф уже говорил ей, что с рождением ребенка долг ее будет уплачен, и потому Цири будет вольна уйти восвояси и забыть это место, словно дурной сон. Теперь же, с восхождением Эредина на трон, обещание то оборачивалось прахом. О, новый король никогда ее не отпустит, и на то у него много причин. И порочная страсть, и жгущая руки похоть, но крепче всего Ласточку в его руках держала обида. Не стоило ей поднимать на него меч, не стоило ранить самодовольного мужчину и его самомнение.