«Будто это я хочу туда идти, будто это я хочу с ним спать», – в легком бреду думала Цири, ощущая ползущую по конечностям слабость. «Вы мне все отвратительны». Все. И золотые рамы, обрамлявшие изображения, и тысячи сцен с тысячью изображенных на них, и она… Мертвая ныне Лара Доррен, смеющаяся, легкая, держащая в тонких эльфийских руках золотое яблоко.
Быть может, ее Цирилла ненавидела сильнее всех остальных. Лара передала ей тот чертов эльфячий ген, которому следовало подарить иной сосуд. Быть может, даже более достойный, тот сосуд, что не сбежал бы из-под эльфийского крыла и выполнил предназначенное, сразил бы Белый Хлад, продолжил свой род с правильным эльфом и жил в послушании и смирении в стенах обители своего народа.
Она не должна была быть здесь, Предназначение ошиблось. Когда король остановился у знакомой девушке двери, Цири испуганно вздрогнула в его руках. Воспоминания оказались тяжелее, призрачная боль обожгла ее нутро. Хотелось бы ведьмачке быть глупой и наивной деревенской девчонкой, что могла бы решить, будто этой ночью ей дадут отдохнуть. Хотела бы она витать в иллюзорном мире надежд на лучшее обращение, только не могла, знала, что будет дальше.
Запах вина приносил с собой тошноту. Цирилла чувствовала, как голова ее кружится, как слюна копится во рту. И эльф, заметивший ее дурноту, был аккуратен. Он уложил девушку в кровать, подал ей полотенце и удалился, чтобы позже вернуться с бокалом вина для себя. В камине, расположенном недалеко от его любимого кресла, приятно потрескивали дрова, и мужчина завороженно смотрел за тем, как они, пожираемые огнем, превращаются в уголь. Он продолжал стоять, не обращая внимания на девушку, пытающуюся завернуться в бордовое покрывало кровати.
– Что вы там делали? – спросил король, помолчав.
– Он вколол мне что-то, а потом я заснула и проснулась, когда ты позвал наверх.
– Что вы делали в коридоре, Цири? – понизив голос, поинтересовался эльф.
Ей показалось, что где-то вдали заворчал гром, тучи склонились над небом. Только грозы не предвиделось, воображение играло с ведьмачкой в злые шутки. Что они делали в коридоре? Шли. Ничего больше, что за глупый вопрос. Цирилла неловко поджала губы, думая о том, зачем вообще можно было это спросить. Издевается над ней? Показывает, что имеет столько власти, что может спрашивать ее о всяком, пока она обязана отвечать?
– Знаешь, Цири, некоторым представителям вашего племени очень сложно вбить что-то в пустую голову. Вбить что-то действительно полезное. Мирскую грязь вы впитываете с завидной прытью, впрочем, вы с неподдельным удовольствием жрете ее до тех пор, пока та не заменит все ваше нутро, не составит вас самих полностью…
«Что же тогда жрут эти чертовы эльфы? Тщеславие растет у них на деревьях или трусливая злость?» – подумалось девушке. Свой вопрос она не озвучила, понимая, как рискует и чем. Король не беседовал с ней, он говорил, и желал говорить единолично, устроив себе долгий поучительный монолог. Цири учтиво молчала, чувствуя только раздражение и невероятную слабость.
– Даже в безвыходных ситуациях вы умудряетесь вывернуться. Как змеи, Цири, вывернуться и укусить, за что потом и лишаетесь головы.
– Змеи бывают ядовитыми, – заметила девушка.
– Бывают. А люди ядовиты все.
Но то было неправдой. Неправдой, потому что Цирилла знала наверняка. Геральт учил ее, воспитывал, как храбрую ведьмачку, и в бестиарии не было записано, будто бы люди обладают ядом, шипами или когтями. Она бы запомнила это, запомнила и использовала в одном из своих боев, во всех, если придется. Ведьмаки используют весь потенциал собственных тел, и Цири знала, что таким козырем они бы не гнушались.
– Знаешь, на кого мы охотились? – отчего-то оживился король.
– Олени, белки, утки, козы или перепелки… Не знаю, кто здесь у вас водится, – честно призналась девушка.
Ей не было никакого дела до его забав, не касающихся ее самой. Не люди – и ладно, пусть хоть собратьев отстреливает, Цири наплевать. Одним эльфом больше, одним меньше – разницы нет. Ведьмачка попыталась улыбнуться собственным мыслям, но губы не слушались: немели от усталости.
Король же не пребывал в раздумьях и времени не терял. Он спешно, на чуть подкашивающихся ногах прошелся вперед по громкому каменному полу, бросил на девушку небрежный взгляд. Зеленая юбка бесстыдно задралась до самого бедра, оголяя белоснежную кожу, волосы разметались по подушке, а губы – чуть приоткрыты. С нее можно было написать картину.
– Посмотри, – произнес эльф, поднимая с пола шкуру убитого им единорога. – Узнаешь?
– Я… – только и шепнула она, мгновенно понимая, кого видела перед собой.
Они слишком много времени провели вдвоем, слишком долго пытались бежать из неизвестного обоим места, скитаясь вдоль песчаных равнин. Цири помнила, помнила хорошо: и его горделивую походку, и тот же гордый нрав, и попытку спасти ее из чужих лап, отдавая должок. Из последних сил она приподнялась, чтобы посмотреть старому другу в глаза, но глазницы его оказались пусты, сухи и черны. Король ей улыбнулся.