«Путешествие русского траулера скорее похоже на авантюрную сагу, чем на рыболовный рейс».
«Земгале» успело побывать в Карибском море и в районе Гренландии, в Мексиканском заливе и у берегов Африки, в Северном море и у Ньюфаундленда. Канадцам, которые ловят лишь в своих прибрежных водах да на близлежащих банках, такой размах вполне мог показаться достойным героических саг о подвигах скандинавских викингов.
— По-моему, — говорю я, — все правда.
— Правда-то правда, но черт его знает, как сейчас нужно отвечать и как не нужно…
Мне вспоминаются слова Монтеня, французского писателя-гуманиста:
«Можно умирать за свое отечество, но никто не может заставить лгать ради него».
И я повторяю их вслух.
Анатолий молчит. В рубке темно. Но мне чудится, что он ухмыляется в усы.
Затем берет секстант и выходит на крыло ловить свои звезды.
— Сколько на румбе? — кричит он оттуда. — Точней держать!
Я испуганно впиваюсь глазами в картушку гирокомпаса. В самом деле, за разговорами недолго и сбиться с курса. Но нет, все верно.
— На румбе двести восемнадцать!
— Тьфу, дьявол! — чертыхается старпом. — Иди-ка сюда!
Я выскакиваю на крыло. И вслед за его вытянутой рукой гляжу в небо. Яркая светящаяся точка все быстрей и быстрей уходит, мерцая, в сторону Америки.
— Спутник! — смеется старпом. — Я взял его за Порцион. Гляжу — уходит. Ну, думаю, замечтался на руле Монтень!
Мы возвращаемся в рубку. Снова перед глазами картушка компаса. Звезды и темный ночной океан. Анатолий, подбив свои расчеты, говорит из штурманской:
— На траверсе мыс Канаверел!
Через три месяца, во время жесткого шторма в холодном Северном море, я зашел в радиорубку, включил приемник и услышал по-английски: «Президент мертв!»
В честь убитого президента Соединенных Штатов мыс Канаверел был переименован в мыс Кеннеди. И каждый раз, когда я слышу теперь это название, мне вспоминается теплая звездная ночь, спутник, принятый Анатолием за звезду, и наши разговоры в темной рубке…
Мы говорили не только о небесных сферах.
— Почему я обязан краску получать дрянную и дорогую, когда знаю, что в другом порту могу приобрести хорошую и дешевле? — вопрошал старпом. — Или вот: сэкономил я на горючем, а на воду перерасходовал. Но перевести деньги из одной графы в другую — ни-ни. Чуть не в жулики угодишь!
Как всякого настоящего хозяина, бесхозяйственность, — она, по мнению старпома, обходится нам дороже, чем запуск искусственных звезд, — возмущает его.
— Вон на палубе брезент лежит дырявый. Отвернись я с боцманом, матрос его не заштопает, а за борт швырнет, — чего там, новый дадут. Но ведь и мы с боцманом не милиционеры!
Все эти мелочи давно сложились у него в продуманную систему. В самом деле, почему капитану со старпомом доверяют судно, двадцать пять человеческих душ, а какие-то гроши на сурик — нет? Не только капитан, каждый матрос должен чувствовать себя хозяином, а не временным поденщиком, отзвонил, сорвал пай — и с колокольни, то бишь с судна, долой.
Против всего этого есть одно средство — хозрасчет. Давно уже сосчитаны наши расходы: амортизация, горючее, промысловое вооружение, зарплата, доля в содержании береговых служб. И приход — выловленная и обработанная рыба. Остаток — чистая прибыль.
Почему бы государству не дать команде судно, оборотные средства под отчет и не сказать: дайте взамен такую-то рыбу и такую-то прибыль, а как — ваше дело.
Недодал — за тобой долг. Передал — часть получит общество, а часть — тот, кто добыл, то есть команда. А что капитан со старпомом не жулики, проверить просто — документы есть на все, и люди не слепые.
— Вот тогда этот самый матрос, что норовит все за борт вышвырнуть, штопал бы каждую тряпку не за страх, а за совесть. Каждую каплю краски экономил, потому что знал бы: он хозяин, и доходы и протори — его.
Я уже слышал, что несколько судов перевели было на хозрасчет, но потом отказались. Невыгодно, мол. У старпома другое мнение:
— Очень выгодно. И государству, и команде. Тут другое. Как, дескать, так — матрос больше главного бухгалтера зарабатывает?! Он ведь главный, а вы кто? А мы, скажу, — добытчики. Что станет вся бухгалтерия считать, если мы не добудем рыбы?.. Бюрократия — она держится за то, что есть, удобней оно и прелестней. И никакого беспокойства, — за бумажками не видать, что половина кресел лишняя.
— Хозрасчет, выходит, не только основной вопрос хозяйства, но и морали и политики.
— То-то и оно! — подхватывает старпом. — Я, по правде, одно время все в дневник записывал. А потом перечитал и бросил… Черт знает до чего дописывался. А так — подумал и забыл… Так что не один твой Монтень думал!..
Рядом с «Флорой»
Шквал налетел внезапно. Только что солнце слепило и жарило, как вдруг гладь Мексиканского залива сморщилась, небо посерело. Резкая высокая волна накренила судно. Трал на дне не дает ему выйти на взводень, стягивает назад, и гребни начинают хлестать на палубу.