Да здравствуют медведи!

Между нами и берегом крутятся, как мошкара, множество катеров. Желтые, коричнево-белые, сине-зеленые, разных размеров и форм. У каждого по обе стороны торчат, как усы, длинные металлические удилища. За катерами тянутся лески с блеснами и искусственной наживкой. Рыболовы-любители охотятся на тунца. Любимое занятие Эрнеста Хемингуэя…

Один катер подходит совсем близко. Мужчина лет пятидесяти в спортивной рубашке, женщина, рыжая, коротко остриженная, завитая, и парень лет пятнадцати долго разглядывают нас. Потом, помахав руками, отворачивают и ложатся на обратный курс.

Небоскребы выстраиваются в ряд — двенадцати-, двадцатипятиэтажные. За ними угадывается город Майами. А над ним, как жуки на нитках, летают четыре самолета с рекламой. Долетят один за другим до Палм-Бича, возвращаются и опять летят. Что они рекламируют, — подтяжки или телевизоры, — отсюда не разобрать.

На смену вертолету является катер береговой охраны со звездно-полосатым флагом. Над катером натянут тент. Под тентом зачехленный крупнокалиберный пулемет. Команда — два человека, негр и белый. Они идут чуть поодаль, то отставая, то вновь догоняя нас. И тогда видно, как белый, по-видимому, старший на катере, что-то говорит в микрофон, — наверное, сообщает на берег о том, что мы делаем.

А мы глядим на небоскребы. Снимаемся на их фоне. Играем в нарды. Стрижемся. И ждем.

Когда небоскребы уходят за горизонт, место катера занимает сторожевик побольше. Над его палубой такой же тент. Но под тентом не пулемет, а две скорострельные пушки. Он тянется за нами до позднего вечера.

На мачте вешают экран. Мы рассаживаемся на палубе. И смотрим фильм «Две жизни».

Над нами звездная тропическая ночь. Вдоль бортов шумит теплая черная вода. На горизонте мигают огни флоридских островов.

А на экране заснеженный Петроград. Площадь перед Зимним дворцом. Серая лава солдатского гнева… Бородатые, как кубинские «барбудос», мужики.

За кормой все еще тянется, помаргивая огнями, американский сторожевик. Завтра — Гавана.

Утром жара умопомрачительная. Пот заливает глаза. На завтрак кок дает чай и сыр без хлеба — кончилась мука.

Впереди вырастают небоскребы Гаваны. Все выше, выше, выше. Прямо из воды. А берега не видать.

Вся команда, выбритая, подстриженная, в трусах и панамах, стоит на палубе. В рубке не протолкаться. Старожилы дают объяснения: вон там торчит отель «Гавана либре», а вон — «Фокса», дальше — «Сьерра-Маэстра». Небоскребы отрываются от воды и повисают в воздухе. Рефракция.

Но вот все становится на место, и медленно вырисовывается город. Огромный, миллионный. Дугой расположившийся на берегу океана.

Зелени с моря не видно. Над Старым городом такой дым, что кажется — он горит… Впечатление пожара усиливают черные провалы окон. Лишь потом замечаешь, что окна затемнены лоджиями.

Мы идем прямо на город. И только подойдя почти вплотную, видим узкий, как речка, вход в гавань.

Слева на грозной скале стоит белокаменная средневековая крепость Моро. С одной стороны ее маяк, с другой высоченная белая статуя Христа. Под ним — хибарки, лачуги, хижины. А справа — во всем великолепии открывается океанская набережная Малекон, равной которой, пожалуй, нет в мире.

Гаванские мальчишки сидят на парапетах с удочками и точно так же, как где-нибудь в Калуге или Васильсурске, машут судну руками. Среди пальм снуют по асфальту машины. Геометрически правильные фигуры современных зданий перемежаются со старой испано-мавританской архитектурой. За конной статуей на пьедестале высится белый купол Капитолия.

И вдруг мы оказываемся с другой стороны города, посреди обширной, как озеро, акватории. Впереди дымит невидимым на солнце пламенем факел нефтеперегонного завода. А чуть правее стоят у причалов такие же, как наш, траулеры.

На бетонных плитах причала белобрысые парни играют с неграми в какую-то очень знакомую игру. Неужели городки? Вот уж чего не ожидаешь увидеть в Гаване…

Завидев нас, они бросают игру. С борта ближайшего траулера несется:

— Есть кто из Пионерска?

— Петька Бурчалкин с вами?

— Письма привезли?

— Петька идет на «Кольцове»! — отвечают наши. — Письма есть!.. Манджгаладзе от жены посылка!

— Кому письма?.. Манджгаладзе в море!.. Письма кому? — орут с берега.

Наконец мы швартуемся. Рыбацкая вольница растаскивает нас по судам. Кормит обедами, угощает кока-колой, ананасами, бананами… «Как там, дома?»

Кубинские матросы вежливо слушают непонятные им разговоры и смущенно улыбаются. Верно, чувствуют себя так же, как приятели, присутствующие при встрече братьев.

Но нам не терпится в город. Получив увольнение, мы во главе с Генрихом прыгаем в какой-то грузовик с портовыми рабочими…

И вот, под непрерывные крики мальчишек: «Товарис! Товарис!» — мы идем по Гаване. Ровно месяц не ступали мы по твердой земле. И Гавана оглушает нас — жарой, пальмами, красками, лихими полицейскими при шпорах на мотоцикле, шумом, барами, темпераментом, туго обтянутыми яркими женщинами, рекламами, запахами кофе, сигар. И бурным дружелюбием.

Прощание

И вот мы уходим.