Да здравствуют медведи!

А пока по меньшей мере половина команды радовалась нежданно быстрому возвращению в порт. Мало кто из кубинцев спал в эту ночь. Мешали качка, пережитое волнение и гордое чувство успеха. Снова и снова изображали они в лицах, кто как себя вел во время последней выборки трала. Хохотали, вспоминая подробности. Пили кока-колу со льдом. Выбегали на крыло. Большинство из них впервые возвращались с далекого промысла, — подумать только, две недели в открытом море!

Армандо, проливший свою кровь за спасение трала, счел себя вправе усесться в рубке, у ног рулевого. Здесь не так ощущалась качка, было легче дышать, а главное — видно, не показалась ли Гавана. Он дремал, привалясь к переборке и осторожно поддерживая перевязанную руку. Вскакивал и, поглядев в иллюминатор, снова впадал в забытье.

Наконец из-за горизонта медленно взошло яркое рыжее пламя — негасимый огонь, вылетающий из трубы нефтеперегонного завода в Регла.

Кубинцы высыпали на палубу. Зашумели. Затянули песню.

— Ишь радуются! — проворчал второй штурман Миша. — «Яблочко» увидали.

«Яблочко», или, по-английски, «Аппел-клуб», — заведение в Старой Гаване, известное всем морякам мира. Наверху, на втором этаже, отдельные кабинеты. Внизу полутемный бар с девицами. На светящейся рекламе над улицей изображен библейский змий, тянущийся к запретному плоду.

За иронией и завистью в голосе Миши звучит глухая, застарелая тоска. Не прошло двух недель — и вот наши кубинцы снова дома. А нам до него ох как далеко.

Девятый месяц пошел с тех пор, как Миша в последний раз видел родной берег…

До самого утра мы идем на факел. Справа показываются мерцающие небоскребы, огни реклам.

И вдруг все меркнет в ослепительно красном свете встающего из-за острова солнца.

От Майами до Гаваны

Из-под форштевня «Земгале» веером выскакивают летучие рыбы. Пролетят, посверкивая влажными серыми спинками, метров двадцать и шлепаются обратно в море. Собственно говоря, летучие рыбы не летают, а планируют. Наберут скорость, выпорхнут из воды, расставят широкие грудные плавники и парят над водой. Смотреть на их игры можно часами.

Море — сплошной ослепительный вращающийся круг. Мы на его краю — как на чертовом колесе. Белая сумасшедшая жара с непривычки действует на нервы. Спрятаться от нее некуда. Даже наши славящиеся аппетитом «морские грузчики» едят с отвращением. Капитан Гусев вместе со своим коллегой Королевым — он тоже идет в Гавану на подмену — в одних трусах устроились обедать на ботдеке. Миски с супом — на коленях, головы — в тени шлюпок.

Мы входим во Флоридский пролив. Где-то слева остаются невидимые Багамы. А справа все ближе придвигается американский берег. Гольфстрим течет здесь на север с огромной скоростью. И чтобы сойти с его стремнины, суда жмутся к Флоридскому полуострову.

На берегу над лесом возвышаются странные треноги, поддерживающие светло-серые приплюснутые шары — не то огромные пауки на прямых ножках, не то уэллсовские марсиане. Может, водонапорные башни? Но домов вокруг не видно. Все семь дней, пока мы шли вдоль Соединенных Штатов Америки, каждый раз, подходя к берегу, мы видели эти сооружения, расположенные через равные промежутки. Пожалуй, ближе всех к истине Генрих — это система обнаружения противоракетной обороны. В сплюснутых шарах на паучьих ножках заключены электронные мозги.

Сработал один из них или нет, — мы для него, наверно, слишком мелкая сошка, — но в этот миг над нами раздается густой рев. Двухмоторный самолет пролетает прямо над мачтами. На одном его крыле — белая пятиконечная звезда в синем круге, на другом — написано: «Военно-Морские Силы Соединенных Штатов». Сделав три круга, самолет уходит к берегу.

Пятнадцать минут спустя его сменяет желтый вертолет с такой же белой звездой. Надпись на кабине свидетельствует о том, что принадлежит он к береговой охране.

Повиснув над палубой, вертолет оглушает нас треском. Двери кабины открыты. В них хорошо видна фигура в белом шлеме и черном комбинезоне, целящаяся в нас киноаппаратом. Повисев минуты три, вертолет описывает круг, другой. И, прежде чем удалиться, солдат в дверях машет нам ручкой. С чего бы это такие нежности?

Быть может, ему неловко? Как-никак даже на улице, прежде чем снимать чужого человека, надо спросить разрешения, не говоря о том, что летать над чужой территорией, — а судно — наша, советская территория, — противно международным законам. Но вряд ли пострадавшему станет легче, если хам, сделав свое дело, помашет ему ручкой. А может, этот солдат хочет как-то отделить себя от тех, кто посылает его на такую грязную работу? Впрочем, нам и от этого не легче, — прикажи они стрелять, он вряд ли стал бы колебаться. Может быть, потом лишь помахал ручкой…

Справа вылезают из-за горизонта геометрически правильные, сначала серые, а потом прозрачные, голубовато-зеленые коробки небоскребов. Это отели приморского курорта Палм-Бич. В бинокль хорошо видны пляжи, сверкание автомобильных стекол на дорогах.