Мое дело — вынуть из ящика свернутый кольцом поводец. Открутить тонкую проволочку, которая не дает кольцу развернуться, и подать крючком вперед Масюкевичу. Виктор наживляет крючок и передает Ивану Чернобривому. А тот уже цепляет поводец на хребтину.
Нагнулся. Достал поводец из ящика. Прижал поплотней у крючка. Иначе, как только снимешь проволочку, стальная витая нитка вырвется из рук, норовя цапнуть жалом крючка за палец, за рубаху, за штаны.
Открутил проволочку. Перехватил поводец в левую руку. Подал Масюкевичу. Нагибайся за новым.
Летит за борт хребтина. Мелькают руки, наживка, крючки. Ворчит ярусовыборочная машина. И все жарче припекает солнце.
Работа нетрудная, но требующая внимания и утомительно однообразная. Триста раз нагнись, триста раз размотай проволочку, триста раз подай поводец. Ровно столько, сколько крючков на ярусе.
Рекса видит ярус впервые. Она становится передними лапами на стол, — интересно, что там делают с рыбами? Носится по палубе вокруг ярусной машины, охотится за хребтиной, выползающей из ящика как змея. Ребята отгоняют собаку, но она не слушается. Того и гляди нацепится на крючок, пойдет за борт вместе с ярусом. Коку приходится запереть ее в коридоре.
В восемь тридцать Эдик выкидывает последнюю веху. Судно разворачивается и ложится на обратный курс, к началу яруса.
Мы идем завтракать. Выборка через час.
Рыбы, попадающие на ярус, не чета неповоротливым, сплющенным и пузатым, что день-деньской копаются в грунте в поисках рачков и прочей мелкой живности и потому легко захватываются тралом. На ярус берут рыбы быстрые, мощные, ловкие. Хозяева моря, а не его трудяги.
Первыми на крючках подходят желтоперые тунцы. Вес у них небольшой — килограммов десять — двенадцать, но сопротивление яростное. Матросы по двое с трудом вытаскивают их баграми, и они долго пляшут на палубе свой стремительный предсмертный танец.
Тела у тунцов цвета вороненой стали, гладкие, утяжеленные спереди, как торпеды. И только под брюхом яркие желтые перышки — плавники. У полосатых тунцов этих желтых перышек нет. Зато вдоль боков пунктирные полосы из синих ромбов.
— Внимание, марлин! — возвещает мастер.
Марлин на крючке огромный — метра три с половиной. Тело такое же, как у тунца, вороненое, торпедообразное, только более изысканное по форме. Мощный хвостовой плавник сидит, как весло на тонком черенке. Но главное — голова. Меж узко посаженных круглых глаз — метровый, острый, как шило, нос. Нос — главное оружие марлина. И опасное. Пользуется он им как шампуром при насадке шашлыка.
Перетащить марлина баграми через фальшборт не удается, — в нем не меньше восьмидесяти кило. Вода окрашивается кровью.
Приходится снимать часть фальшборта. На палубе рыба сопротивляется недолго. Обессилела от борьбы и потери крови. И быстро застывает с удивленно разинутым ртом.
Перед смертью марлин успел тем не менее нанести последний удар по врагу. Капитан, снимая добычу на кинопленку, подошел к нему слишком близко, и марлин, изловчившись, зацепил его носом за ногу. Длинная и ровная, будто ножевая, рана, к счастью, оказалась неглубокой.
Вслед за марлином на палубе появляются пять акул разных видов и размеров. А за ними — королевская макрель, рыба аристократической красы.
Кажется, настил осветило еще одно солнце — такая у макрели яркая золотая окраска. Затылок и спина украшены такой же ослепительной гривой. И тело не торпедообразное, а легкое, приплюснутое с боков.
Не сразу замечаешь злые, далеко расставленные глаза, маленькую скошенную нижнюю челюсть с редкими зубами и тяжелый, набалдашником лоб. Но то, что у аристократов служит верной приметой вырождения, у макрели, напротив, признак высокой организации. Утяжеленная лобовая часть — это специальное гидродинамическое устройство. Без единого дополнительного движения, как только макрель трогается с места по горизонтали, это устройство дает рыбе подъемную силу. Приспособление, характерное для всех высокоскоростных рыб, а те, что попадаются на ярус, могут развивать скорость большую, чем наш траулер.
Сильными, мощными прыжками скачет макрель по палубе. И с каждым прыжком блекнет ее краса, вянет, тускнеет позолота. И, наконец, гаснет совсем — смерть.
Через два часа вся палуба усеивается застывшими, подрагивающими и скачущими телами. Когда ловишь тралом, нужно специальное усилие, чтобы выделить из массы отдельную рыбу, — таким мощным и бесконечным потоком течет она в камеры и трюмы; траулер даже не бойня, скорее рыбий Освенцим. На ярусе же каждый экземпляр успеваешь разглядеть и потом узнаешь в лицо. И палуба похожа больше на арену битвы.
Среди рыбьих тел прислужниками смерти бродят кок и ихтиолог. Первый отбирает добычу на камбуз, второй — на анатомический стол.
Наш помощник капитана по научной части Копытов и ихтиолог Николай Дмитриевич — сейчас главные фигуры на судне. По сути дела, и ярусы и тралы мы ставим для них. Мы ведем промысловую разведку новых районов, и только наука может нам ответить на вопрос: стоит ли здесь ловить?