Да здравствуют медведи!

Три с лишним месяца прошло с того дня, как мы впервые ступили на кубинскую землю. Девяносто шесть дней, до отказа заполненных жарой и работой в море и на берегу, знакомствами и впечатлениями, встречами и расставаниями. Подошла к концу и последняя ночь в саду «Сьерра», где мы прощались с Лешей и Мерси, Саней Кузнецовым и Рене. Отгремела музыка, отзвучали песни. Спряталась желтая луна, висевшая над столиками между пальмовых листьев.

Мы уходим. Нас ждут новые работы, новые моря, Венесуэла и Тринидад. Пройдет сорок пять суток — мы пересечем океан и вернемся домой. С Лешей Станкевичем и Саней Кузнецовым, боцманом Генкой и Володей Микулиным мы еще встретимся дома.

Но кто знает, увидимся ли мы когда-нибудь с Рене и Вильфредо, Лазаро Мачадо и Маринеро, Осмундо и Артуро? Уже отдают швартовы, а мы не можем распрощаться…

Еще мгновение — и вы уйдете в прошлое. Время и океан, границы и страны лягут между нами. Сойдут с ладоней корки мозолей, заживут уколы рыбьих плавников. Но прошлое останется, и с ним вы войдете в мою жизнь такими, какими я вас знаю.

Не берусь судить, многому ли мы вас научили. Но вы помогли мне понять заново многие не новые истины. Я знаю теперь, что умело пользоваться свободой, сохранить ее, быть может, трудней, чем завоевать. Что любить можно, только когда понимаешь, а чтоб понимать, надо знать, и знание требует пота. Что быть революционером — значит изменяться… Спасибо вам за это!

Я гляжу на ваши лица, такие разные и такие юные, думаю: для вас все только начинается. И познание самих себя: оно возможно лишь в условиях свободы и нелегко для народа, который сложился в кипящем карибском котле, где смешались все человеческие расы — красная и белая, черная и желтая. И строительство более гибкой, разносторонней экономики. И поиски форм для местных органов власти. И создание своей собственной, высокой национальной культуры.

Впереди много труда и трудностей, соблазнов и опасностей. И при нынешнем соотношении сил в мире внешняя опасность, пожалуй, не самая главная.

В последний вечер, когда мы кружили с вами по Гаване, я видел плакаты на стенах, где негр в колониальном шлеме заворачивал за спину руки другому негру. Подпись под ним гласила: «Куба — не Конго!»

На площади Революции мы с вами долго стояли под огромным лозунгом: «Да здравствует революция во всей Латинской Америке!» Мы вместе желаем свободы и счастья всем народам земли. Светите же всегда своим братьям в Латинской Америке как пример!

Я верю — вы справитесь. И с соблазном брать желаемое за истинное. И с соблазном счесть себя единственными обладателями истины. Тому порукой и ваше острое чувство юмора, и ваше великолепное простодушие здравого смысла, и ваше бурное свободолюбие, и революционный дух, и опыт друзей, которых у вас так много во всех частях света. Доброго вам пути, ребята!..

Над портом раздается длинный прощальный гудок. Мы делаем последний круг по внутренней гавани. И мимо крепости Моро и Капитолия выходим в море.

Разбиваясь о набережную Гаваны, с пушечным грохотом взлетает к небу океанский прибой.

В поиске

Днем с обоих бортов проплывают сорванные «Флорой» сады — апельсиновые рощи, банановые деревья, пальмы. Из-под обломков распластанных на воде ветвей выпархивают стаи летучих рыб.

По судну скачут три серые птицы. Залетают в ходовую рубку. Садятся на машинный телеграф, на компас.

Ночью звезды рассыпаны в небе, как галька в прозрачной воде.

Мы идем Большим Багамским проливом. В эфире — радиостанции Пуэрто-Рико и Санто-Доминго. Первая именуется «Голосом Атлантики», вторая — «Голосом свободы». Тираны любят поголосить о свободе.

На рассвете мы оказываемся между Кубой, Гаити и Большим Инагуа. Здесь решено поставить первый ярус.

Мы выходим на палубу затемно. Мастер устанавливает у борта ярусовыборочную машину. Боцман с Виктором Масюкевичем лезет в трюм за мелкой ставридой для наживки.

Представьте себе прочный капроновый шнур в четырнадцать километров длиной. Это основа яруса — хребтина. Она укладывается в два высоких ящика. Через равные промежутки к хребтине подвязаны стопы прямоугольных пластин из пенопласта — буи. Два крайних буя снабжены красными флажками на бамбуковых шестах — вехами.

Через каждые сорок метров на хребтине карабинчик-клевант. К нему крепится двухметровый поводец, заканчивающийся витой стальной проволокой и крючком. Вот вам и весь ярус.

Наш четырнадцатикилометровый — экспериментальный. Промысловые ярусы бывают в сто — сто двадцать километров длиной.

Пока мы возимся со снастью, звезды на небе бледнеют. Я оглядываюсь и застываю, обомлев. Между розово-лиловым небом и темно-синей водой вспыхивает ослепительно зеленая точка. Вспыхивает и гаснет.

Из-за горизонта медленно лезет светило.

— Давай! — кричит мастер по добыче.

Эдик Бойковский, размахнувшись, кидает в море, как пику, первый буй с вехой. Пошел ярус.