Daigaku-kagami (СИ)

Он тут же отступил от Брагинского, весь сжался, будто уменьшаясь в размерах. Отвернулся, спрятал руки в карманы, слегка ссутулился, пытаясь стать незаметным и невинным. Не помогло. Иван помнил все, что случилось недавно — это его восхищение женскими формами. И Иван, в отличие от Вани, подобного не прощал. Гилберт уже знал, что его ждет дома, а недвусмысленный шлепок по заднице только укрепил подозрения. Он заметил, как Иван маниакально поблескивающими глазами оглядел улицу, как будто пытаясь кого-то найти, и только потом пошел в кафе. Гилу не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

Правда, в помещении тот вел себя еще более странно — постоянно озирался, захотел сесть в самом углу, чтобы иметь полный обзор небольшого заведения. К удивлению Гилберта, на него сегодня обращали подозрительно мало внимания — видимо, остатки разума все еще удерживали сидящего перед ним Ивана от обычных процедур. Брагинский не стал ничего заказывать, но, чуть ли не крича, потребовал от Гилберта заказать себе всего что ему хочется. Пришлось заказывать и есть. Давиться, но есть, чувствуя на себе яростный взгляд родных васильковых глаз.

Гилберт давно понял, что тот, кто сидит сейчас перед ним, бьет, кричит и ненавидит — не его Ваня. Для собственного удобства он стал называть эту часть личности Брагинского Иваном, более официально, подчеркнуто-вежливо и важно, потому что этот был воистину важным — ну повелитель мира, не иначе. Иван твердо верил, что все должны ему подчиняться и бояться его, при этом сам он тоже постоянно чего-то, а точнее, кого-то боялся. Это было странно — наблюдать, как тот, кто издевался над тобой секунду назад, сжавшись в комок, невнятно хныкает о том, чтобы оно от него отстало, чтобы оно убиралось подальше и никогда больше не приходило в его жизнь. Судя по тому, что Брагинский продолжал себя так вести — его собственные глюки его не слушались, предпочитая нападать в самые неподходящие моменты. Один раз они даже застигли его врасплох в самый ответственный момент их интимной близости.

— Пошли домой, — прожевав безвкусный десерт и запив его горьким чаем, глухо попросил Гилберт.

— Тебе понравилось? — проигнорировав его предложение, Иван брезгливо кивнул на опустевшую тарелку с, возможно, вкусным блюдом.

— Да, спасибо, — Байльшмидт также давно понял: с Иваном лучше не спорить и не говорить ничего, что могло бы его разозлить.

— Не смей мне лгать! — прикрикнул тот, звонко ударив его по щеке. — Собирайся и проваливай.

Без лишних пререканий Гил схватил свою куртку с вешалки и пулей выскочил из кафе, игнорируя изумленные взгляды работников и других посетителей. Он знал, что Иван сейчас неторопливо натягивает свое пальто и расплачивается за ужин. Потом он пойдет домой и, если Гилберта там не окажется, отправится прямиком к Элизабет. Он сразу предупредил Гила, что если тот посмеет сбежать — его любовнице достанется втрое больше. Откуда Брагинский узнал о его связи с Лизхен, Гилберт даже не догадывался, хотя он понял, что узнал Иван о ней уже после того, как появился на свет — и это помогало Гилберту не чувствовать себя таким виноватым. Понять это не составило труда: сначала она была просто загадочной ею, и лишь потом начало звучать имя — Лиз, Лизхен, Элизабет.

Сейчас он быстро шел домой, молясь, чтобы Иван не догнал его по пути и не начал прямо в коридоре, без всякой подготовки. Это было как минимум больно и негигиенично, а нормально сидеть Байльшмидт потом не мог неделями. К счастью, этого не случилось. Видимо, Иван выбрал окольные пути, чтобы скрыться от загадочного преследующего его чудовища, а потому сильно задержался.

Только ввалившись домой, Гилберт сразу бросился в душ. Там уже стояло все, что было ему необходимо: смазка для облегчения проникновения, клизма, дабы хоть немного очистить себя и не вызвать лишней грубости со стороны Ивана, дилдо, чтобы растянуть отверстие… Быстрее, пока он не вернулся! Хоть и второпях, но Гил успел кое-как подготовиться к предстоящему кошмару, поэтому ворвавшийся в квартиру Иван с горящими фиолетовым демоническим огнем глазами не вызвал у него должного страха. Иван, также заметив это, подскочил к Гилберту, грубо кусая его губы, что значило в его исполнении наполненный нежной страстью поцелуй Вани.