Daigaku-kagami (СИ)

На освещенной слабым светом сцене, сидел Франциск в элегантном красном платье, действительно напоминавшем по фасону розу. Он ничуть не стеснялся своего наряда, чувствовал себя великолепно и свободно, сорвал аплодисменты зала и был крайне доволен жизнью. А рядом с ним стоял, неуверенно поглядывая в сторону этой идеальной красоты, Артур. Они немного побеседовали, раскрывая кокетливость и непостоянство цветка, а потом, под речь Антонио, рассказывающего обо всех манипуляциях Маленького принца в последний день, стали прощаться.

— Прощайте, — неуверенно приблизившись к Франциску, сказал Керкленд, но тот ему не ответил. — Прощайте, — повторил тогда Маленький принц, а роза неловко кашлянула — явно не от простуды.

— Я была глупая, — сказал Франциск наконец. — Прости меня. И постарайся быть счастливым, — Артур удивленно застыл со стеклянным колпаком в руках. — Да, да, я люблю тебя, — услышал он. — Моя вина, что ты этого не знал. Да это и не важно. Но ты был такой же глупый, как я. Постарайся быть счастливым… Оставь колпак, он мне больше не нужен.

— Но ветер… — он никак не смог ответить на ее признание, зацепившись, как за соломинку, за последние слова Бонфуа.

— Не так уж я простужена… Ночная свежесть пойдет мне на пользу. Ведь я — цветок.

— Но звери, насекомые…

— Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомиться с бабочками. Они, наверно, прелестны. А то кто же станет меня навещать? Ты ведь будешь далеко. А больших зверей я не боюсь. У меня тоже есть когти, — Франциск показал импровизированные шипы на своем платье и, не дождавшись ответа Артура, порывисто добавил. — Да не тяни же, это невыносимо! Решил уйти — так уходи.

Отвернувшись, Франциск смахнул с лица пару слезинок и поспешно скрылся за кулисами, оставляя Маленького принца плакать на груди летчика. Свет медленно восстановил свое обычное состояние, а на сцену вышли ребята из драмкружка, принимавшие участие в сегодняшней постановке.

Артур нашел глазами Скотта и чуть не потерял челюсть от удивления, когда тот первым поднялся с места и зааплодировал. Он смотрел своими пронзительными зелеными глазами прямо на Артура, ничуть не смущаясь, и тот тоже не мог отвести взгляда. Наконец, когда овации потихоньку сошли на нет, Скотт, прикрыв глаза, коротко кивнул и улыбнулся. Артур почти неуловимо кивнул ему в ответ и поспешил убраться со сцены, пока никто не заметил, как сильно он покраснел.

Это было самое настоящее признание друг друга, как равных, — первое в их жизни настоящее примирение. Наверное, выпускной действительно стал для Скотта особенным днем, потому что он, оставшись на спектакль Артура, сделал первый шаг навстречу.

— Арти, mon cher^1, ты куда так спешишь? — Франциск, остановив Керкленда, уже готового убежать прочь из костюмерной, недоуменно осмотрел его покрасневшее от волнения лицо и, заметив полные непонятно откуда взявшихся слез глаза, тихо ахнул. — Что-то случилось? Мы что-то сделали не так? Постановка…

Артур поспешно покачал головой, зажимая Франциску рот руками и осматривая гримерку: нет, никто ничего не заметил и не услышал, все продолжали весело обсуждать выступление и планировать следующую часть — историю о Лисе.

— Я сейчас, — серьезно кивнув, Бонфуа натянул поверх тонкой кофты форменный пиджак и, бросив напоследок что-то вроде: «Уберите здесь все», потянул Артура к выходу.

Оказавшись на свежем воздухе, он вопросительно посмотрел на него, но Керкленд, не говоря ни слова, направился прямиком в общежитие. Сейчас он уже привел мысли в некоторое подобие порядка, ему не было больше ни обидно, ни грустно, ни тоскливо. Он был немного рад и не очень уверен в своих поспешных выводах. А еще ему было очень стыдно, что Франциск — большой любитель иногда поизмываться над чужими чувствами — заметил его в таком состоянии.

— Ну так что же? — плюхнувшись на кровать рядом с Артуром, поинтересовался Франциск, обеспокоенно глядя на него.

— Скотт… — хрипло выдохнул Артур, прикрыв глаза и наслаждаясь тишиной.

— Он что-то сделал тебе? Или он?..

— Кажется, он меня признал, — усмехнулся Керкленд, прерывая обеспокоенный щебет Франциска.

— О чем ты? — напрягся Бонфуа. — Знаешь, ты, вообще-то, никогда не рассказывал мне о ваших отношениях. Это немного обидно и…

— Думаю, теперь, когда все закончилось, я могу и рассказать кому-то, — пожал плечами Артур, уставившись в потолок. — Мы с ним никогда друг друга не любили. Он меня из-за того, наверное, что я был младше, и родители относились ко мне теплее, больше позволяли, любили больше, почти никогда не ругали. Он же с детства был не в себе, постоянно дрался, рано начал курить и пить. У родителей он был главным источником неприятностей. А я тихо жил себе, никого не трогал, читал книжки. Ему доставались все шишки, даже если вазочку на самом деле разбивал я, а не он. Поэтому когда они куда-нибудь уходили, начиналась пытка. Он кидался в меня моими же книжками, бил, крушил все в моей комнате… Уважительная причина начать его ненавидеть, не находишь? — Артур, улыбнувшись, взглянул на Франциска — тот рассматривал его с искренним удивлением.