— Садитесь, — Экхарт кивнул ребятам, вытянувшимся по струнке в знак приветствия. — Учитель Нанаши сегодня приболел и не сможет провести урок, — лица сразу же прояснились, многие с трудом сдержали радостные вопли: еще бы, о придирчивости этого педагога ходили легенды, совсем не просто так многие поколения его учеников едва не вешались от сложности домашних и контрольных работ! — Но не спешите прятать учебники, молодые люди, — теперь настал черед улыбаться Экхарту, глядя, как на только что озаренные счастьем лица первокурсников ложатся первые штрихи разочарования. — Наш уважаемый завуч любезно согласился заменить учителя Нанаши на этом уроке. Прошу любить и не жаловаться, Гилберт Байльшмидт! — Нольде взмахом руки попросил Гилберта войти.
— Благодарю, администратор Нольде, — оскалился Гил, впиваясь в класс пытливым взглядом. — О, я прямо чувствую, как вы все желаете учиться, — усмехнулся он, чувствуя ненавидящие взгляды лишенных законного часа отдыха учеников. — И нечего так на меня смотреть, как будто великий я рвался отдавать вам свой выходной! Сейчас я запишу на доске номера, которые мы должны решить за урок и домашнее задание, выполнили — показали, получили оценку. Ну, а особо одаренные будут учиться у доски, — он посмотрел в журнал, выискивая самого «преуспевающего» ученика. — Первым пойдет…
По сравнению с тем, как строг был учитель Нанаши, Гилберт оказался едва ли не ангелочком. Он не требовал решения в классе неподъемных объемов материала, не валил у доски, не засыпал домашними заданиями, говорил понятно, объяснял доступно и, кажется, знал язык так, будто сам его придумал. Вот что значит идеальный день — даже не самое приятное происшествие обращается, в конце концов, чем-то радужно-светлым.
Гилберт же практически весь урок напряженно вглядывался в паренька, который с самым мечтательным выражением лица смотрел в окно, лишь изредка что-то помечая в тетради, изображая тем самым какую-то учебную деятельность. Байльшмидт все никак не мог вспомнить, где же видел это миловидное личико. А уверенность в том, что он его где-то видел, была стопроцентной — Гил даже помнил, что специально запечатлел на подкорке образ — но вот где и почему… Он так и потонул бы в неизвестности, если бы уже ближе к окончанию занятия, когда он планировал отпустить ребят после решения очередного задания, к пареньку не обратился его одноклассник, сидящий позади. Невинный, на первый взгляд, обмен ответами — а в светлой голове Гилберта как будто провели влажной тряпочкой, снова возрождая в памяти тот самый зимний день, когда ему пришлось бежать на автобус, чтобы сопровождать учеников в недолгую поездку. Он спешил, не следил за дорогой: вот тогда-то они и столкнулись впервые, причем буквально, а запомнились ребята потому, что один из них не проявил ни капли уважения к великому завучу «Кагами» и грозе всех хулиганов.
— А теперь к доске пойдет… — мысленно оскалившись в предчувствии скорой сладкой мести, Гилберт сделал вид, что задумчиво просматривает журнал, а затем, резко его захлопнув, бросил на мигом притихший касс любопытствующий взгляд. — Ты! Вторая парта у окна, what’s your name^1?
— Типа… ну… эм… — тот совсем растерялся от неожиданности, но быстро смог взять себя в руки. — Феликс Лукашевич!
— Фе-е-еликс, значит, — сладко протянул Гил, грациозно прохаживаясь вдоль учительского стола по направлению к Феликсу. — How are you, Felix? Did you miss me? ^2
— Эмм… well… What you… have in your view? ^3 — Лукашевич нахмурился и как будто стал еще меньше ростом, чувствуя, что его английский далек от идеального не только по произношению, но и грамматически.
— You had to say «what do you mean». How dare you come to my lesson having such bad knowledge! — Байльшмидт уже едва мог сдерживать рвущееся из груди торжество: вот она — сладость мести! — It’s excellent! Come to the blackboard.
Но ведь этот день не зря обещал быть самым лучшим. Только Феликс, расстроившись и ловя сочувственные взгляды одноклассников, подполз к доске, готовясь выслушивать шуточки учителя Байльшмидта в свой адрес и размышляя над его странными словами, как прозвенел спасительный звонок, мгновенно стерший поникшее выражение с красивого лица и вновь зажегший в зеленых глазах озорной огонек.
— Типа, звонок, — он махнул рукой, указывая на дверь, за которой уже начали раздаваться первые шорохи и пока еще тихие разговоры.
— Для учителя, — пожал плечами Гил: нет, так просто упускать возможность отыграться за весьма болезненное падение он не собирался! — Все свободны, а вот ты, Феликс, идешь к доске.
О том, что день будет не таким уж лучшим в жизни, стоило, пожалуй, задуматься еще тогда, когда так показалось в первый раз. Ну или хотя бы когда класс посетил администратор Нольде со столь радостной новостью. И даже самые безнадежные оптимисты сообразили бы, что не все идеально, когда их вызвали бы к доске. Но Феликс не был бы самим собой, если бы не плевал на все дурные предзнаменования — поэтому даже сейчас он надеялся на типичное «авось пронесет».