Daigaku-kagami (СИ)

— Я долгое время искал встречи с мистером Брагинским, — пояснил Куро. — Он признанный специалист в области синтетической биологии, многие из его работ вызвали большой резонанс в научных кругах, и мне бы хотелось лично обсудить с ним некоторые вопросы. Это возможно, Гилберт?

Это не было возможным. Нет-нет, никак нет, просто невыполнимая задача. Нужно сказать Куро забыть об Иване, не искать с ним встречи и заняться чем-нибудь своим.

— Великий я может все, — подмигнул он вместо это.

И вот теперь — он оказался здесь. В паршивом баре рядом с «Кагами», пьет дешевое пиво и слушает, как Куро Карасуба — сосредоточенный строгий мужчина без тени улыбки — льнет к Ивану, словно влюбленная девица.

Встретить Брагинского почти через год оказалось не так тяжело, как Гилберт себе представлял. Страх перед ним отступил, беспокойство за Феликса и Лизхен тоже больше не тревожило душу, а обида — что сбежал, не сказав ни слова на прощание, и даже открытки затрепанной потом не прислал — уже прошла и отдавалась только сдавленной болью в груди.

Гил старался не думать о том, что вместе со всеми этими чувствами, спрятанное в глубине души и запертое на сто замков, теплится еще одно, забытое и отчаявшееся найти выход. Иван не выглядел тем же человеком, что был год назад. При первой встрече он смерил Гилберта беглым взглядом, равнодушным и пустым, и тут же обратил все свое внимание на Куро — они обсуждали последние публикации друг друга, спорили в терминах, которые Гил посчитал бы нецензурными, и, кажется, за пять минут общения успели стать лучшими друзьями.

А теперь, когда Куро предложил Ивану найти более уединенное местечко, Брагинский почему-то посмотрел не на Карасубу, а на Гилберта. В его глазах больше не было аметистового блеска болезни, он казался абсолютно нормальным, таким, каким Гил впервые встретил его, и — ох, господи, — он смотрел на него таким взглядом, что у Гилберта все туже сжимался узел внизу живота.

— Думаю, ваш блок прекрасно подойдет, мистер Карасуба, — мягко произнес Ваня, не сводя глаз с Гилберта.

— Пожалуй, вы правы, — отозвался Куро и тоже посмотрел на Гила. — Вы ведь не будете против?

Весь его вид говорил, что у Гилберта нет выбора.

— Развлекайтесь, — вяло махнул рукой Байльшмидт. — Я еще посижу.

Куро понимающе улыбнулся, мельком оглянувшись на девушек за соседним столиком, на которых весь вечер пялился Гил, и отошел за верхней одеждой — начало января совсем не располагало к прогулкам в одной только белоснежной рубашке. Ваня тоже посмотрел на девушек, хмыкнул и повернулся к Гилберту. Тот видел в его глазах желание сказать что-то — нестерпимое, жгучее, рвущееся на свободу, — но Брагинский молчал, а Гил не мог смотреть на него слишком долго. У них вообще было не так много времени — Куро уже возвращался с пальто в руках.

— Удачи, — одевшись, бросил Карасуба.

— И вам того же, — отсалютовал Гилберт, поджав губы.

Ваня молча кивнул ему. Гил проводил взглядами их спины, и только когда за ними закрылась дверь, позволил себе выругаться сквозь зубы. Облегчение обрушилось на него удушливой волной — он понял, насколько сильно беспокоился и нервничал, как переживал, боялся, сдерживался и волновался. Весь этот проклятый вечер он дышал через раз.

Гилберт поднялся из-за стола — больше его там ничего не держало и, что бы себе ни надумали Куро и Ваня, он не собирался провести ночь в компании одной из тех девчонок. Он просто прекрасно понимал намеки, и если кому-то нужно было провести пару часов наедине — что ж, он не против напиться до поросячьего визга за это время. А делать это лучше всего прямо за барной стойкой — там, по крайней мере, всегда есть тот, кто наполнит опустевший бокал.

— Рассчитайте столик, пожалуйста, — он тряхнул головой в приблизительном направлении. — И еще пиво для меня.

И как он все-таки докатился до такого?

Гилберт снова подумал о Феликсе — он перевернул его жизнь с ног на голову, разрушил идеальный мир, ворвался, как сметающий все на своем пути шторм. Почему Гил вообще поддался его очарованию? Что такого было в Феликсе, чего не было у Гилберта?

Тогда у них с Ваней как раз были трудности в отношениях — если, конечно, можно так выразиться. Ваня боролся со своим жутким альтер эго, а Гилберт в это время трахал все, что выглядело привлекательнее его покойной бабушки, вместо того, чтобы помогать Брагинскому. Звучит даже хуже, чем было на самом деле, но у Гилберта были причины так поступать — по крайней мере, он мог убедить в этом себя. Иван, в конце концов, тоже не был ангелочком, а под конец и вовсе с катушек съехал — один только случай с Яо чего стоил.

Гилберт не позволял себе думать, что бы изменилось, не будь он таким повернутым на себе кретином — может, он сумел бы помочь Ване преодолеть его болезнь и спас жизни десятку тощих кошек, обтянутых линялой шерстью; может, Ване не пришлось бы увольняться из «Кагами» и уезжать в Россию; может, они все еще были бы вместе. Но Гил никогда не клялся Брагинскому в вечной любви и верности — и не заставлял того клясться в ответ. Требовать от него невозможного было бы просто несправедливо.