Daigaku-kagami (СИ)

Он неровной походкой добрался до коридора, и через какое-то время оттуда раздался грохот. Гил тут же подскочил к нему, морщась от поплывшей картинки перед глазами. Пока он сидел, опьянение не чувствовалось так сильно, но сейчас ему хотелось только одного — склониться над белым другом и поделиться с ним сегодняшним ужином.

Брагинский сидел на полу, рядом с ним валялась его распотрошенная сумка, а в руках у него торжествующе поблескивала бутылка с прозрачной жидкостью. Гил, не удержавшись, сел рядом.

— Ты такой придурок, — он ударил Ваню кулаком в плечо. — Я думал, ты тут сдох.

— Я не настолько пьян, — рассмеялся тот. — Зато смотри, что у меня есть. Привез тебе настоящую выпивку, а не эти помои, которые ты называешь виски.

— Сделаешь из меня алкаша, как ты сам, — отозвался Гил.

— Тебе стоит попробовать, — Брагинский открутил крышку, но на горлышке стоял дозатор. — Вот черт. Пошли.

Он, опершись на плечо Гилберта, с трудом встал и протянул тому руку. Гил, конечно, не брал в расчет, что Ваня чертовски пьян, и поддался на эту провокацию — Иван, дернув его вверх, не удержался на ногах и прислонился к стене. Гилберт по инерции навалился на него.

Ванины голубые глаза блестели, совсем шальные. Он облизнул губы — рефлекторно, неосознанно, и Гил, так же не отдавая себе отчета, потянулся к ним.

Он так скучал.

Ваня отвечал — горячо, жарко, жадно, страстно. Он кусал Гилберту губы, прижимал к себе за бедра и, не стесняясь, трогал, гладил — везде, куда мог дотянуться. Гил пытался отстраниться, чтобы вдохнуть — воздуха катастрофически не хватало, он словно потерялся в собственных ощущениях и не мог понять, как вообще дышать, если тебя целуют так, — но Ваня цеплялся за него, стонал в губы и не давал от себя оторваться. Но Гилберта это почти не волновало — он был согласен и умереть вот так. Потому что рядом с ним был Брагинский, чертов русский, проклятый идиот, который свел его с ума, заставил пройти через самое пекло, а потом, когда пришла пора сказать друг другу «прощай» — трусливо сбежал.

Правильно сделал. Как же он, черт побери, был прав, когда отпустил Гилберта, когда дал ему время прийти в себя и позволил им обоим зализать раны. Как же он был прав!

Гил чувствовал, как ему в бедро выразительно упирается Ванин член, собственное возбуждение тоже давно просилось на свободу, и он потянул Брагинского за собой в комнату, где было бы намного удобнее, где была мягкая кровать и никто не мог их случайно увидеть.

Они рухнули на постель прямо в одежде, не отрываясь друг от друга. Ваня потянулся, чтобы поставить водку на стол, и оказался сверху. Зрачок почти скрыл за собой радужку, и на секунду Гилберту снова почудился аметистовый блеск на дне его глаз, но потом Ваня поцеловал его — как всегда целовал, — и все ненужные мысли отошли на второй план. Сейчас рядом с ним был Ваня — единственный и неповторимый, а Ивана с его грубым животным желанием обладать давно пора было забыть. Это просто имя — за ним давно нет ничего, что стоило бы всех страхов.

Нецензурно выругавшись сквозь зубы, когда Ваня прикоснулся к его члену, Гил потянулся к его ширинке. С трудом справившись с пуговицей — руки тряслись и не слушались, — он погладил Ваню в ответ. Тот застонал, навалился сверху, и его тяжелое дыхание опалило Гилберту шею.

— Черт, — прошипел Гил. — Стой, Брагинский, — Ваня промычал что-то. — Да стой же ты.

Он спихнул Ивана с себя и тут же столкнулся с его затуманенным, отчаянным взглядом. Гилберт и сам не хотел останавливаться — это было неправильно, нелогично и глупо. Отказывать, когда тот, о ком ты уже и мечтать не смел, сам лезет тебе в трусы, целует, стонет твое имя и, кажется, готов на все. Но он должен был остановиться — если бы он не сделал этого сейчас, потом бы точно не смог.

— Хочу тебя, — прошептал Ваня.

Гил застонал.

— Ты же понимаешь, что лучше этого не делать, верно? Сам упрекал меня, что думаю только членом, а теперь что?

— А теперь моя очередь, — заявил Иван и погладил член Гилберта — тот предательски дернулся от его прикосновения. — Я и так ждал слишком долго.

Он накрыл губы Гилберта поцелуем, и тот, плюнув на все, влажно ответил. Ему, в конце концов, не пятнадцать лет, чтобы трястись над каждым случайным сексом. Какая вообще разница, если наутро напоминать обо всем будет только саднящая задница?

Ваня двигался резко и нетерпеливо, и, черт, это было слишком больно с непривычки, но Гил стонал, как последняя шлюха, потому что это было именно то, что ему нужно. Он двигался навстречу толчкам, отзывался на каждое прикосновение, кричал в голос, ничуть не стесняясь спящего за стенкой Куро — о нем Гил даже не вспоминал. Ваня не сводил с него глаз, пьяных от удовольствия и алкоголя. Даже когда кончал, он не разрывал зрительного контакта, и только этого, да еще пары движений ладонью, хватило Гилберту, чтобы последовать за ним.

Перед тем как провалиться в забытье, уткнувшись носом Ване в плечо, Гил подумал, что не простит Брагинского, если тот снова уйдет, не сказав ему ни слова.

***

— Гил!