Daigaku-kagami (СИ)

Время шло, и постепенно, как Андресс и рассчитывал, Халлдор забывал о своих обидах. Они снова начали болтать — прохладно и язвительно, но, бывало, по несколько часов, — съездили домой на зимние каникулы и хорошо отдохнули в горах. На лыжах Андресс чувствовал себя свободным от любых тревог и проблем, а заново учить Халлдора кататься было еще и до боли прекрасно. Они даже держались за руки какое-то время! Андресс словно на неделю забыл, какая дыра осталась в его груди, когда Халлдор отверг его чувства, и потому возвращение в «Кагами» нагнало на него тяжелую тоску. Внутри было пусто и горько, а Халлдор частенько залипал в экран смартфона, хотя Йенсенн точно знал, что с Хенриком он больше не переписывался.

Они тосковали — по разным причинам, но вместе, и общее чувство как будто объединяло их.

В марте Андресс понял, что Халлдор переживал гораздо сильнее, чем пытался показать. Любая его попытка подготовиться к экзаменам оканчивалась полным провалом: он смотрел в экран или на исписанные страницы равнодушным пустым взглядом и пропадал где-то в своих мыслях. Андресс не знал, как помочь ему. Разговоры никогда не были их сильной стороной, разговоры никогда не были его сильной стороной, но сейчас Халлдору требовалось именно это — человек, с которым можно просто поговорить по душам. Он попытался попросить об этом Виктора — они с Халлдором до сих пор иногда играли вместе, но тот грубо послал его к черту и припечатал ворохом нецензурной брани сверху. В отличие от Халлдора Виктор не привык прятать свои эмоции, и он был действительно зол на Андресса. Был ли Халлдор зол на него так же?

— Тебе нужно заниматься более усердно, — сказал ему Андресс после результатов по естествознанию.

— Знаю, — кивнул Халлдор. — Прости, что подвожу тебя.

Он не смотрел Андрессу в глаза, и Йенсенн понимал, что брату стыдно не за то, что он его подвел, а за то, по какой причине это случилось. Ему и самому было стыдно за это.

— Я могу помочь тебе с подготовкой в следующий раз, братик, — предложил он.

— Не стоит, — махнул рукой Эрлендсон. — Тебе нужно хорошо отдохнуть перед своими тестами. Я справлюсь.

Его результаты по истории тоже были намного ниже ожидаемых. И по обществоведению, и по физике, и по японскому — по всем предметам, кроме, разве что, английского. От этого Андрессу становилось с каждым разом все хуже. В проблемах Халлдора он винил себя и только себя — только он был виноват в его расставании с Хенриком, именно он обрубил их связь, не дав ей перерасти во что-то более серьезное. Почему он вообще решил, что может распоряжаться судьбой Халлдора так, будто тот принадлежит ему? Возможно, ему стоило позволить брату совершить все те ужасные ошибки, которые совершил он сам? Возможно, Халлдор вообще не совершил бы их?

— Завтра математика, — застав Халлдора за бессмысленным разглядыванием пейзажа вместо подготовки, сказал Андресс, стараясь звучать строго.

— Угу, — отозвался Эрлендсон.

— Постарайся не завалить хотя бы ее, — Андресс не хотел говорить это таким тоном — просто сорвалось с языка, но Халлдор тут же вскинулся.

— Не завалю.

— Я не хотел тебя задеть, — осторожно прикоснулся к его плечу Андресс. — Прости.

— Все в порядке, — Халлдор поджал губы и снова отвернулся к окну. — Я справлюсь с этим.

Андресс понятия не имел, сколько раз Халлдор повторял себе эти слова. «Я с этим справлюсь», «я смогу это пережить», «переболею». Но он не справлялся. Это было очевидно, лежало на поверхности, и как бы Эрлендсон ни отрицал, факт оставался фактом.

— Получить высокие баллы очень важно для нашего будущего, — Андресс поднял руку выше и вплел пальцы в волосы брата. — Я не хочу, чтобы ты потом винил себя. Если тебе нужна моя помощь — только скажи. Я всегда буду на твоей стороне, братик. Я всегда буду рядом, — голос дрогнул — он так давно не произносил это имя, что забыл, как сладко оно тает на губах, — Халле.

Халлдор замер под его рукой. Андресс ощутил, как тот вздрогнул, напрягся, как будто своими словами он задел что-то важное, болезненное. Вскочив, Халлдор сверкнул на него глазами — блестящими, злыми, красными глазами — и выбежал прочь. Только через несколько непозволительно долгих мгновений Андресс понял, что произошло, но за братом уже хлопнула дверь.

Что он сказал такого? Всегда спокойный и хладнокровный — с чего вдруг Халлдор выбежал в слезах? Что его так задело?

Это… это ведь не могло быть оно, верно? «Халле». Тот рычаг, болезненная точка, незаживающая рана, которой он вдруг, сам того не желая, коснулся. Это ведь детское прозвище Халлдора, да? У Андресса даже не было сомнений в том, кто называл Халлдора так. Простая логическая цепочка из двух звеньев: слышишь дурацкое прозвище — вспоминаешь Хенрика Хансена, слышишь Хенрика Хансена — вспоминаешь дурацкое прозвище. И нет на свете более простой логики, чем эта.