Далече от брегов Невы

Иностранца Элиа-де-Фуа из России выслать, а Пушкина… «Касательно г-на Пушкина так же донести его императорскому величеству, в чём состоят и состояли его занятия со времени определения его к вам, как он вёл себя, и почему не обратили вы внимания на занятия его по масонским ложам? Повторяется вновь вашему превосходительству иметь за поведением и деяниями его самый ближайший и строгий надзор. В заключение прошу ваше превосходительство мне подробно о сём донести секретно с подписанием собственные руки для доклада его императорскому величеству».

В Измаиле масонской ложи не было. Шпионы перестарались. Генерал Тучков состоял в кишинёвской ложе «Овидий». Состоял в ней и Пушкин. 4 мая 1821 года он записал в дневнике: «Был я принят в масоны».

Существование кишинёвской ложи стало особенно гласным после смешного происшествия. Дело в том, что среди кишинёвских жителей, привлечённых в ложу «Овидий», оказался болгарский архиерей Ефрем. В день своего посвящения он въехал на ограждённый решёткой двор Кацики, отослал свою коляску и вошёл в дом. На площади, где стоял дом Кацики, всегда толпились арнауты и болгары. Завидев своего архиерея, болгары удивились. Они сгрудились у решётки и стали наблюдать. Вот дверь небольшого дома Михалакия Кацики отворилась, появились какие-то люди и среди них — архиерей. Его вели под руки с завязанными глазами (так полагалось по обряду). Свели с крыльца и повели в подвал, где все и скрылись, а двери заперли. Архиерея с завязанными глазами ведут в подвал… Это показалось болгарам подозрительным, тем более что в городе ходили слухи, будто в доме Кацики с некоторых пор совершается нечто богопротивное, какие-то «судилища дьявольские». Духовному наставнику грозит беда! Болгары взволновались. Не разобрав, в чём дело, они с воинственными криками выломали дверь, ворвались в подвал и «освободили» своего пастыря. На другой день об этом знал весь город.

Между тем Инзов обдумывал ответ в Петербург на запрос о масонских ложах и о Пушкине. Будучи сам масоном, Инзов прекрасно знал, что всякая масонская ложа считается действующей только после утверждения её Главной ложей Астреи, обряда так называемой инсталяции. А поскольку кишинёвская ложа инсталяции ещё не проходила, она как бы и не существовала, и он с чистой совестью может сообщить в Петербург, что «масонских лож в Бессарабии нет» и что Пушкин поэтому к ним не причастен. «Г. Пушкин, — писал Инзов Волконскому, — состоящий при мне, ведёт себя изрядно. Я занимаю его письменною корреспонденциею на французском языке и переводами с русского на французский, ибо по малой его опытности в делах, не могу доверять ему иных бумаг; относительно же занятия его по масонской ложе, то по не открытию таковой, не может быть оным, хотя бы и желание его к тому было».

А желание было. Пушкин надеялся, что ложа «Овидий» займётся не только благотворительностью. Ведь членом её состоял и Владимир Федосеевич Раевский, «наш спартанец», ярый враг правительства. Это было залогом политических действий.

Ложа «Овидий» прекратила существование. Генерал Пущин отказался от снятого для неё помещения, собрал её имущество и ночью в чемодане увёз к себе домой. Часть этого имущества — несколько больших незаполненных счётных книг с масонским знаком на переплёте — досталась Пушкину. Он в них записывал свои стихи.

Донос о масонских ложах в Бессарабии обеспокоил правительство особенно потому, что оно опасалось вредного влияния на армию, на офицеров. Армия — сила. Армия должна быть предана государю. А тут… Кишинёв настораживал. Шпионы доносили командиру корпуса генералу Сабанееву: «Нижние чины говорят: дивизионный командир — наш отец. Он нас просвещает. 16-ю дивизию называют Орловщиной».

Масонские ложи, «Орловщина»… За Орловым был установлен секретный надзор.

Орлов просвещал своих солдат и юнкеров в устроенной им дивизионной школе, которой управлял Раевский. Раевский же стремился к тому, чтобы из школы выносили не только начатки знаний. Агенты сообщали, что на занятиях с юнкерами он говорил: «Квирога[16], будучи полковником, сделал в Мадриде революцию. Когда въезжал в город, то самые значительные дамы и весь народ вышли к нему навстречу и бросали цветы к ногам его. Мирабо[17] был тоже участником во французской революции и писал много против государя, и что конституционное правление лучше всех правлений».