– Ба-атюшки-свет! – заголосила баба Нюра, оттаскивая карапуза от проруби. – Чей же ты будешь, сынок? – пытала она мальчугана, подслеповато разглядывая его пристальным взором. – Навроде бы Калистратовны сын, агрономши, – наконец догадалась она, успев уже подхватить его за руку и силком уволакивая от реки.
– Эвон куды-как забрался?! – сердито ворчала баба Нюра, пытаясь отнять у малого сосульку. Но сосульку малыш не отдавал. – Что ты с ней хошь делать? Лизнуть хошь да горло сгубить? Брось, тебе говорю, гадость эта сосулька, понял ты али нет?
– Не-е, бабуля, не-е, – заговорил вдруг малыш, – я не лижу сосульку, я воду лью с неё на ладошку, потом… а потом… и потом – не лижу!
– Откуда-какой Водолей объявился, наут-поди, тебя мать потеряла, вот ужо зада-аст она тебе трёпку!
Долго ещё причитала старушка, заводя карапуза в дом, усаживая на лавку в горнице и отпаивая горячим молоком. Мальчуган пил, и сознание крепло в нём с каждым глотком. Допивал молоко не малыш и не карапуз, это я его допивал, зачарованно глядя на бабу Нюру, невесть как вдруг ставшую мне родною бабулей, с лёгких уст которой запало в мою душу это странное прозвище мне – Водолей. Баба Нюра сидела под образами и шептала молитву.
Потом мы собрались, и баба Нюра повела меня к матери и отцу, продолжая и по дороге пришёптывать и причитать.
– Баба Нюра, – не выдержал я, – с кем ты так разговариваешь?
– Энто, сынок, я молюсь за тебя, чтобы лихо тебя миновало, да чтобы мать бы твоя не заволновалась бы до смерти.
Жаль, до смерти жаль: не замолила меня от греха баба Нюра. Лиха испил я до дна, сам же молиться я не умел. Родители у меня были партийные люди, в бога они не верили.
Когда баба Нюра привела меня в дом, там было нечто вроде партийной сходки. Там было много людей, взволнованных до смерти, но не моё появление-исчезновение волновало их всех. Никто и не знал о моих приключениях, все про меня забыли в тот день. Такой уж был этот день, новостью которого была смерть Сталина.
Узнав Новость, едва захлопнув за мною калитку, забыла про меня и баба Нюра.
– Горе-то како-о, Калистра-атовна-а… – причитала она вместе со всеми. А моё забытое всеми существо делало гигантский скачок через пропасть собственного «эго».
Вслед за другими я вдруг и сам забыл про себя, впервые осознав себя только частью массы людей, связанных друг с другом кровным родством и общей бедой.
Спустя много лет, перед смертью своей, рассказала баба Нюра маме про моё приключение. Маму и спустя много лет бил озноб, она виновато оправдывалась: «Забыла я тогда про него, баба Нюра, горе-то какое было у всех, прости ты меня, баба Нюра…»
– Бог тебя простит, милая, – отвечала бабуля.
Вряд ли баба Нюра помнила, как она меня назвала Водолеем в тот день. Мне этого не забыть никогда, как не забыть мне и ту калитку. Эта особенность моей памяти долгое время казалась мне странной, но наступил день, и я осознал: на своих узелках память особо хранит только лишь самое важное.
Елена Торсукова
Маленькие хитрости
– Мамочки, завтра группа в полном составе идёт к стоматологу! – стоя в дверях раздевалки, сообщила воспитательница Эмилия Алексеевна. Мы, помогая одеваться нашим чадам, согласно кивали головами. Марины, Серёжки, Наташи дурачились друг с другом – кто-то прыгал на одной ножке, кто-то пыхтел, пытаясь надеть носок, кто-то капризничал, пока взрослые застёгивали кнопочки и замочки на детской одежде.
Антошка сразу услышал слова воспитателя, в отличие от других ребят, не обративших на это никакого внимания. Домой шёл притихший и задумчивый. Конечно же, я поняла причину задумчивости. Он очень боялся зубных врачей! А жужжание бормашинки действовало так, что боль в зубах – по его словам – сразу и появлялась!
Наступило «завтра». Ребёнок бежал в детсад! Я успокоилась – не переживает. Значит, помогли наши с папой беседы – справился с страхами!
К вечеру, сгорая от любопытства и нетерпения, я торопилась в садик.
Ребята сидели за столиками и ковырялись ложками в тарелках с манной кашей.
– Эмилия Алексеевна! – окликнула я воспитательницу.
– Добрый вечер, Злена Юрьевна! – почему-то исковеркав моё имя и загадочно улыбнувшись, ответила она, доставая из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок в косую линеечку. – Читайте!..
«Миля Алексеевна Антон болеет ему нельзя к зубному Злена Юрьевна».
Что это?!.. Неужели… Я вспомнила! Вчера перед сном Антошка долго рисовал и писал, сидя за своим игрушечным столиком. А надо пояснить, что наши пяти-шестилетние малявки занимались в экспериментальной группе по программе первого класса, и мой сын вполне сносно выводил корявые прописные буквы! Всё стало ясно: додумался написать от моего имени! Только вот незадача – перепутал, хитрец, в какую сторону смотрит буква «Е»!
Уточняю, глядя смущённо: «Значит, так и не был у стоматолога?!..»
«Как не был – ещё как был!.. – глаза добрейшей Эмилии Алексеевны лучились всё той же загадочной улыбкой. – Я спросила его: а что ж это мама неграмотно пишет?! Признался в своем авторстве!..»
Она рассказала, как развивались события.