Помещение для исследований было мрачным, хотя по некоторым деталям было видно, что его пытались сделать веселым и дружелюбным, но это веселое дружелюбие было частью того, что делало его еще более мрачным, как если бы праздничный декор не понадобился бы в менее ужасных обстоятельствах. Мы беспомощно смотрели на Джорджа в аппарате. Он более или менее спал и не шевелился: его голова была зафиксирована в одном положении, рядом было положено несколько одеял, а по лбу проходили ремни. Они позволили нам остаться рядом с ним – в больших свинцовых фартуках, – мы пытались утешить Джорджа, и я внезапно осознал, как мне неуютно рядом с тем, кто еще не научился обращаться ко мне за утешением. Вернувшись в нашу комнату, еще недавно такую уютную, мы ждали. На смену пришла новая медсестра, и я умолял ее дать результаты. Дежурный педиатр позвонил в радиологию. Результатов не было, мы подождали еще немного. Наконец я пробился мимо поста медсестер и загнал в угол только что прибывшего дежурного педиатра, который сказал мне, что результаты были готовы еще час назад. «Я думаю, нам следует говорить об этом вместе с вашим мужем», – серьезно сказал он. Мы вернулись в комнату, где ждал Джон, я в панике выпалил: «У него есть кровотечение?» – и педиатр сказал, что нет. Затем он перешел к тому, что они тестировали и что показывало каждое изображение, и в конце концов сказал, что результаты сканирования совершенно ясны. С Джорджем все в порядке. Все закончилось.
Я думаю, что составляющие любви – это на треть проекция, на треть принятие и не более трети знания и понимания. С рождением детей я принял столь много всего и так быстро. Я вспомнил, как Сара Хадден хотела крестить своего сына после того, как узнала, насколько велика степень его инвалидности, для нее это было способом формализовать свою веру в то, что он, тем не менее был человеком. Я понял, что Джордж, который пока не делал ничего примечательного, а только плакал и ел, был для меня невероятно содержательным человеком, обладающим душой, и никакие вариации не могли этого изменить. Яблоня растет недалеко от яблока.
Мы с Джоном стали отцами, когда гомосексуальное воспитание стало новым достижением общества. В тот день, когда Джордж был объявлен здоровым, я понял, что надежда – это не что-то эфемерное, а только что появившаяся на свет кричащая розовая штука, и что ни в чем нет такого оптимизма, как в твоих детях. Наша любовь к детям почти полностью ситуативна, но это едва ли не самая сильная эмоция, которую мы испытываем. Истории из этой книги стали для моей любви к детям тем же, чем стали притчи для веры, конкретные повествования, которые величайшие абстракции делают правдой. И то, каким родителем я стал, есть прямое следствие эпических историй сопротивления, рассказанных героями этой книги.
Когда я родился, считалось, что воспитание решает почти все. В последующие десятилетия акцент сместился на природу. За последние 20 лет люди стали шире говорить о сложных способах, которыми природа и воспитание стимулируют друг друга. С интеллектуальной точки зрения меня убедила эта тонкая интеграция, но опыт наличия собственных детей заставил задуматься, не задействован ли и третий элемент – некое непознаваемое изменение духа или божественности. Наши дети настолько специфичны, и представить, что их не было бы на этом свете, если бы их не зачали в тот момент, когда они действительно появились, совершенно невозможно. Большинство родителей, с которыми я беседовал, собирая эту книгу, сказали, что они никогда не захотят других детей, кроме тех, которые у них есть, что поначалу казалось удивительным, учитывая проблемы, которые с ними связаны. Но почему кто-то из нас предпочитает своих собственных детей, пусть даже с какими-то недостатками, другим детям – реальным или воображаемым? Если бы какой-нибудь славный ангел спустился в мою гостиную и предложил обменять моих детей на других, лучших, – и они будут ярче, добрее, веселее, более любящими, более дисциплинированными и более образованными, – я бы прижал к себе тех, что у меня есть, и, как и большинство родителей, взмолился бы, чтобы ужасный призрак сгинул.