— Взгляните, взгляните, только не вздумайте делать комплименты. Вы заметили эту чудесную кость бедра и эту линию ноги?
Наконец мэр ушел. Дали ликовал:
— Теперь он пойдет рассказывать всему селу, что вы не юноша. Никто не поставит под сомнение слова мэра!
Сразу после ухода мэра пришел Бриннер, который воспользовался кратким перерывом между съемками, чтобы сфотографировать Дали. Он сфотографировал нас обоих, уверив меня, что без моего согласия фотографии не будут опубликованы. Беседа вертелась вокруг красоты женского тела, и Дали рассказал про визит мэра.
— Вы знаете, что здешних рыбаков трудно чем-то поразить. Их ничто не удивляет, ни яхта Артуро Лопеза, ни Верушка, которая необыкновенно красива, если верить «Vogue». Верушка фотографировалась в трико со своим Рубартелли, и я спросил у рыбаков, как они ее находят, — знаете, что они мне ответили? «Что же, она не плоха, но, когда посмотришь на нее раздетой, между ее ляжками слишком большая щель…» Вы понимаете? Для них этот промежуток между сомкнутыми ногами — эстетический недостаток! А когда мы принимали здесь Виндзор и Дали попробовать икру слугам, которые никогда ее не ели… Они надули губы и прокомментировали: «Что ж, для дерьма чайки не так уж плохо…»
Бруннер хохотал во все горло. Дали нравилось издеваться над соотечественниками, которых он держал за глупых крестьян.
На следующий день прибыл Эл Геликоптер, молодой человек из Барселоны, который снял несколько эпизодов фильма с вертолета. Каталонец, как и Дали, он пришел выпить бокал шампанского и предложить нам полетать над селом. Дали, испугавшись, стал отказываться, но я умоляла его согласиться. В конце концов наш гость убедил Дали, что это не опасно, мэтр проверил наличие своего священного дерева и сел в машину около бассейна отеля. Вертолет поднялся в воздух незаметно, и в мгновение ока мы были уже над домом Дали.
Мало-помалу Дали освоился и пришел в восторг от вида, который перед ним открылся:
— Взгляните, Аманда, наш дворик! Видно моего Христа! Ах, как отсюда хорошо видно! Посмотрите, — Пакита! Какая она маленькая. Она собирается искать базилик в саду и не видит нас.
Он был так восхищен, что не захотел приземляться. Мы пролетели над бухтой, над домом Капитана, над Фарнера. Мы пролетели над белой дорогой и над кладбищем, где похоронен отец Дали, потом мы приземлились на поле, чтобы избежать толчка. Дали поблагодарил Эла Геликоптера и обнял меня:
— Я в первый раз видел Порт-Льигат сверху. И это благодаря вам! Вы открыли для меня кое-что новое, я хорошенько помечтаю перед сном!
В течение нескольких следующих дней дул сильный ветер. Было невозможно выйти в море. Дали забросил «Анжелику», потому что Капитан ему напомнил, что за два дня он должен окончить 12 акварелей и лошадей, литографии которых он делал. Дали ответил, что все будет готово в срок, но так и не начал работать. Он испытывал ужас перед заказами, которые нужно было окончить в срок, но контракт есть контракт, тем более, что он получал за это значительный чек.
И только в тот день, когда Капитан должен был прийти за акварелями, мэтр наконец решился.
— Мы идем писать ванны, — сказал он.
«Ваннами» назывались акварели, фон которых он писал, смешивая краски на бумаге, а потом подставляя бумагу под кран в ванной. Вода оставляла за собой длинные полосы, возникновением которых Дали в большей или меньшей мере управлял, в нужном месте подставляя бумагу под воду. В результате появлялась акварель, цвета на которой причудливо смешивались между собой, иногда пятна были резче или возникали сгустки краски. Мы как раз находились в ванной Галы, когда Артуро принес нам большие чистые листы бумаги. Одним движением руки Дали изобразил силуэт лошади, выдавив тюбик краски на бумагу. Он мало думал о пропорциях, и мне показалось, что все лошади слишком длинноногие и какие-то неживые. Эскиз лошади постигла та же участь, что и акварели, он был подставлен под струю воды. Вода, окрашенная во все цвета радуги, обрызгала стенки ванной, подбиралась к стенам.
— Если бы Гала увидела, как я пачкаю ее ванную, она пришла бы в ярость, — сказал он с видом заговорщика.
За четверть часа 12 акварелей было закончено.
Оставалось только их высушить, чтобы потом преобразить в далинианской манере. Мэтр открыл «трюк бабочек». Славный Беа должен был вырезать из книг по естественной истории цветных бабочек, что он и проделывал крайне старательно. Потом подмастерье приклеивал бабочек на акварели, и Дали добавлял тушью кое-где тени, костыль и размякшие часы. Оставалось только поставить подпись, яростную и увенчанную короной, к которой он часто добавлял имя Галы и дату.
Днем Капитан принес лошадей и все-таки добавил: «Вы не очень-то утруждали себя в этот раз…» — Как? — Дали прикинулся удивленным. — Но это чудесно! Мне потребовались недели размышлений, чтобы добиться этого семяизвержения, художественного и космического!
— «Ты говоришь!» — засмеялся Капитан и ушел со своим рулоном под мышкой. Уходя, он спросил меня, желая подразнить: «Что вы Дали ему съесть сегодня, Аманда, — лошадиное мясо? Он сегодня великолепен».