Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941)

Наши верховоды – разные большевики и максималисты, – не умеющие думать о вещах самостоятельно, видят во всем повторение старых известных событий; и они опасаются «провинции» и «мужиков», с одной стороны, победы после народа и армии – с другой. Забыв все, кроме своего шкурного торжества <…> они посылают своих делегатов и в народ, и в армию только за тем, чтобы не дать им опомниться, не дать пойти здравым историческим чутьем момента, требующего победы над врагом. Для них выгоднее кажется армия, направленная внутрь, фанатизированная в их духе, кажущаяся более ясной интеграции этих тупоголовых маленьких людей в их анонимных или темными именами подписанных требованиях из действующей армии о конфискации церковного имущества или об экспроприации капиталов. Это все та же книжная дребедень о необходимости борьбы до конца с главным врагом «народа» – «клерикалами» и «буржуями»… И вот от одной глупости своей и от неудержимого, животного эгоизма в своих порывах могут натворить эти люди непоправимых исторических бед для несчастного, доверившегося и слепотствующего народа, лишившегося своих стариков, своего мудрого уклада, своей святой крепости на земле, которыми не мог не любоваться такой человек, как Лев Толстой. Революции XVIII века оказались при ближайшем рассмотрении делом эгоизма «буржуазии». Революции XIX–XX века будут делом эгоизма «пролетариев» – городского раба.

А народ все будет оставаться ждущим своего избавителя и Отца, распинаемый и поедаемый этими эгоистами всяческих толков и рангов!

Тут разница культур! Старая народная культура Денисова требовала от него отправки пленных французов при расписке в город. Барски-гвардейская культура господина Долохова ставила его в театрально-трагического «героя», убивающего беззащитных пленных при своей партии. Один считал «марающим солдата» то самое, что было прекрасным эффектом для другого!

«Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, робята?» Слова Кутузова преображенцам под Красным (1812).

Совершенно очевиден морально-духовный регресс русской армии и русского национального мировоззрения, если сопоставить то, что стало возможным в 1904–17 гг. с тем, что было в Суворовской, Кутузовской или даже в Скобелевской армии, или еще если вдуматься в то, что стало возможным проектирование порабощения китайцев с превращением православного народа в рабовладельцев!

Эти симптомы духовного разложения перед чем-то страшным! Все стали похожи на господ!

Писатели, приспособившиеся щекотать страсти читателей и публики, превращены в специалистов по мастурбированию публики на требующиеся лады. Поистине «скверная плясовица», вытанцовывающая убиение пророка!

Рационализм несет в себе порок индивидуалистического самоупора: cogito ergo sum. Все прочее для него «среда» для упражнений sans gene. В эту среду для безответственных операций входит и народ, и природа, и вообще все бытие за исключением самого оперирующего. Рационалистический социализм силится создать сверхиндивидуальную общую жизнь имманентными силами того же рационалистического индивидуума, т. е. заранее ловя свою тень и всевозможную задачу: прекратить симптомы порока, не посягая на основной корень порока внутри деятеля. Там, где оборвано предание Христовой церкви, человечество быстро скатывается в животное состояние. Это показали немцы в 1914 году, на удивление наивной Европы грабившие женщин, детей и стариков и издевавшиеся над беззащитными не в пример кафрам и готтентотам. «Клоп, увеличенный в бесконечное число раз, до размеров слона, не мог быть кровожаднее. Змея не злее этой разбойничьей шайки, неиствующей в стране великих поэтов, философов и гуманистов. Прусская каска, прикрывшая от неба и его божественного света Германию, оскотинела ее» (В. Немирович-Данченко. Русское слово в августе 1914. Перепечатка в Биржев. Ведомостях 12 VIII 1914. № 14306).

Только подвигом поднимается человек из животного и порочного состояния и только Христовым подвигом удерживается он на состоянии, способном к общему деланию с братьями.

L’appetit vient en mangeant![1]

В известный момент разгара революционной ярости и ожесточения люди доходят до небывалого напряжения. Страсти в человеческой природе развиваются с инерцией и требуют времени для того, чтобы их размах развился вполне! «Геркулесовы столбы глупости» и получаются именно в момент наибольшего развития страстей! Дело здесь совсем не в «предшествовавшем невежестве», а в органическом невежестве злобы, наступающем постепенно, по мере того как расходятся страсти. Кондорсе не был ведь невеждою, но стал им в момент вполне развившейся злобы!

Государство есть попытка обеспечить право силою. Тут уже есть внутреннее противоречие, ибо там, где авторитет силы, тем самым уже выключен авторитет права и правды. Государство воспитывает рабов, трепещущих перед силою. И независимо от той моральной начинки, которую государство ставит на своем знамени, воспитанники, которые ему нужны и которых оно выделывает, суть рабы.