В то время как корейские политики говорили о национальной независимости, Ринчино в своем анализе политики в Восточной Азии выказывал поддержку российскому империализму. В докладе, который он 10 декабря 1919 года подал в Коминтерн от имени своего брата Эрдэни, Ринчино признал провал идеи монгольской федерации. Действительно, этот проект привел не к созданию единого государственного образования, а к возвращению китайской армии и отмене автономии Внешней Монголии в конце 1919 года. Скрывая свою собственную роль в проекте, Ринчино подавал его как инструмент японской политики и выражал надежду, что Россия (с которой он идентифицировал себя) вскоре снова станет сильной, вернет свои позиции в Монголии и потребует от Китая сатисфакции за нарушение соглашений 1913 и 1915 годов[451]
. Таким образом, возросший интерес корейских и бурят-монгольских националистов к сотрудничеству с Москвой предоставил большевикам возможность либо проводить политику нового империализма, подразумевавшего создание зависимых государств под эгидой Коминтерна, либо вернуться к традиционному империализму, заняв место Российской империи в Восточной Азии.В эпоху русской революции 1917 года социализм стал куда более популярен среди интеллигенции, чем во время Первой русской революции 1905–1907 годов, но в большинстве своем она по-прежнему выступала за демократическую форму правления. Популярность леволиберального постимперского национализма повлияла на взлет националистических движений, считавших соответствующие национальные сообщества частью большей по размеру гражданской нации – феномен, позволивший Илье Герасимову говорить о Великой имперской революции[452]
. Лето и осень 1917 года стали временем наивысшей популярности сибирских областников, достигнутой благодаря союзу с эсерами и поддержке в леволиберальных кругах децентрализации в целом. Хотя дальневосточные политики принимали участие в съездах сибирских областников и использовали их словарь, они выдвинули альтернативный региональный проект. Он был куда менее сложным, чем сибирское областничество, и заимствовал основные свои черты из леволиберального национализма военного времени, выдвигавшего на передний план децентрализацию и региональные экономические интересы, а не создание отдельного государственного (автономного) образования на Дальнем Востоке.В конце 1917 года на Дальнем Востоке, как и в других частях бывшей империи, на смену демократическому развитию пришла вооруженная борьба. После роспуска Учредительного собрания большевиками регионализм как самостоятельная идеология быстро потерял вес, уступив более крупным политическим группировкам. Региональные правительства определяли себя негативно как антибольшевистские центры и позитивно как защитников российских национальных интересов (в силу якобы имевшей место связи большевиков с Германией и ее союзниками). Однако интервенция Антанты, предвестием которой стала высадка японцев в апреле 1918 года, изменила положение большевиков на Дальнем Востоке. Изначально регионалистский проект Советской республики Дальнего Востока мог опираться на популярный в широких слоях населения оборонческий российский национализм Первой мировой войны – только в 1918 году российскую нацию трудящихся, по крайней мере со стороны Дальнего Востока, «атаковали» не Германия с союзниками, а Антанта.
Хотя оборонческий национализм не помог Дальсовнаркому в 1918 году, он сработал против борцов с большевизмом в конце 1918 и 1919 годах. Сотрудничество омского Временного Сибирского правительства с иностранцами и его быстрая трансформация в белую диктатуру нанесли удар по репутации партикуляристских антибольшевистских движений. На смену краткому и сравнительно умеренному (по сравнению с Европейской Россией) периоду советского правления в 1918 году пришел год белого террора подручных Колчака (даже если они и подчинялись ему лишь номинально), и для многих жителей Дальнего Востока большевики стали выглядеть более приемлемой альтернативой, чем Семёнов и Калмыков. Многие вступали в партизанские отряды или оказывали им поддержку, а связи белых военных вождей с Японией способствовали националистической мобилизации. Большевики, сохранившие связь с партизанским движением, постепенно стали восприниматься как защитники российских национальных интересов от японского империализма. Националисты – представители меньшинств, разочаровавшись в международном либеральном движении, в белых и в Японии, тоже становились все более открытыми к сотрудничеству с большевиками.
Националистические дискурсы и создание Дальневосточной республики, 1920 год