Дальние рейсы

Она смотрела удивленно и даже, как показалось, презрительно. Это разозлило меня: подумаешь, барышня из теплого гнездышка! Повернуться бы да уйти, но я не смог. Кроме всего прочего меня влекло к этим девушкам еще и любопытство. Старшая была моей ровесницей, и хотелось узнать, какие они? Не случись войны, и я вырос бы таким чистеньким, сидел бы за партой с подобными им девушками-недотрогами. Но война сдернула меня со школьной скамьи еще в сорок первом году, в седьмом классе…

Разговор, такой непринужденный на пляже, теперь не клеился. Его с трудом поддерживала старшая сестра. Она была не только тактичнее, но и добрей, человечней. А Светлана помалкивала. Особенно ее шокировали тапочки на босу ногу. Я принялся нарочно шлепать ими по тротуару. И нарочно стал произносить такие слова, какие, по ее мнению, должен употреблять человек в моей одежде.

Нет, я не с парохода. И даже не с катера… Нет, на барже. До устья Двины и обратно… Нет, сегодня отгул. Старшой подался к дроле, а меня отпустил мяч помотать… Нет, живу не в городе, у нас на барже нары…

Я был уверен, что они не захотят больше видеть меня, и очень обрадовался, когда девушки сказали, что придут завтра вечером к памятнику Петру Первому. Так обрадовался, что разыскал в пригороде Архангельска — Соломбале — одного парня, знакомого по экспедиции, и попросил у него на неделю ботинки и брюки.

В общем, мы со Светланой начали встречаться почти каждый день. Ходили по дальним улицам и переулкам: она, вероятно, стеснялась знакомых. Девушка рассказывала о себе, о том, что кончила школу с золотой медалью. Меня удивляла ее категоричность и уверенность. Скоро она поедет в Москву, поступит в университет. Потом займется научной работой. Это настоящая цель. Все остальное — мелкое, не приносящее удовлетворения. Глядя на мир с такой колокольни, она не только ко мне, но и к одноклассникам, остававшимся в Архангельске, относилась высокомерно: рожденный, мол, ползать, летать не способен!

Странным казалось, почему она ходит со мной, пренебрегая многочисленными поклонниками. Вероятно, ее влекла новизна, возле меня она чувствовала себя взрослой и самостоятельной.

Я тяготился взятой на себя ролью, но в то же время понимал: Светлана разочаруется, когда поймет, что бегает на тайные свидания не к полубродяжному матросу, а к обыкновенному студенту, да еще к члену партии и бывшему секретарю комсомольской организации.

А я очень привязался к этой девушке и боялся потерять ее. Вот и пришлось калечить язык, выдумывать были и небылицы, ходить иногда по острию бритвы, тревожа ее: она не знала, слушать или оборвать меня?! Однако любопытство пересиливало.

Жила Светлана в доме за высоким забором с массивными воротами. С улицы видна была только крыша, все остальное скрывалось в густой зелени. Там росло много черемухи, и девушка часто приносила цветущую веточку.

Мы прощались у калитки. Даже ради вежливости она ни разу не пригласила меня во двор, не говоря уже о доме. Для нее само собой разумелось, что так это и должно быть.

Почти всегда навстречу нам выходила старшая сестра. Она выглядела полнее Светланы, была рассудительнее и, наверно, умнее. С ней я чувствовал себя самим собой. Однажды мы долго просидели на лавочке, болтали и смеялись непринужденно, как на пляже в день первой встречи. Мне показалось, что Светлана удивлена и чуть-чуть ревнует.

Так пролетел месяц. Я много занимался, уставал до глухоты, но меня подбадривала мысль о том, что наступит вечер и, хотя ненадолго, хотя на часок, увижу девушку в белом.

Она освоилась, перестала опасаться меня и даже иногда брала за руку. Однако я оставался для нее матросом с баржи, который далек от настоящей цивилизации. Она говорила со мной так откровенно, как, вероятно, ни с кем другим: половину, мол, не поймет, а что поймет — никому не скажет.

— Через десять лет буду кандидатом наук, — рассуждала она. — Сделаю интересные открытия, буду писать статьи, обо мне узнают во всем мире. А что станет с вами? Женитесь, обзаведетесь тремя детьми…

— Почему тремя? — возражал я.

— Ну, двумя, какая разница! Будут сплетни, пеленки, нехватка средств. Или, еще хуже, запьете, как ваш старшой.

— Я поберегусь.

— А не тянет вас вырваться с баржи, убежать от теперешней жизни?

— Может, и убегу. В Мурманск. Там больше платят.

— Да не про то я! — морщилась девушка. — Учиться вам нужно!

Игра, пожалуй, зашла слишком далеко и для меня перестала быть игрой. Требовалось объясниться. Но тут произошло непредвиденное.

Я сдал очередной госэкзамен. Из института вышел веселым и легким, потому что свалил с плеч груз знаний и еще потому, что двое суток почти ничего не ел. Теперь можно было позволить себе маленькую роскошь. Отправился в студенческую столовую, взял две порции трески и кружку пива. Жизнь казалась прекрасной. Но не надолго.