Было немного обидно, что ошибся. Но ведь раньше «макарки» никогда не ходили в такой туман, намертво стояли возле причалов. «Макарки» — это катера многочисленных пригородных линий. До революции мелкие пароходики, перевозившие пассажиров, принадлежали в Архангельске судовладельцу Макарову, отсюда и их название. С той поры прошло полвека, исчезли старые пароходы, появились удобные скоростные катера, но их все равно называют по-прежнему…
Я пробыл на «Воровском» часов до десяти, а потом отправился в город, немножко завидуя туристам, которые, судя по времени, преодолели уже половину пути до Холмогор. На всякий случай решил заглянуть попутно на речной вокзал. Там было полно ожидающих. А возле причала — батюшки мои! — стоял катер, на палубе которого толпились мужчины и женщины в спортивных брюках и куртках, в ботах и сапогах, обвешанные кино-, фотоаппаратами и сумками с продуктами.
Грешно смеяться над чужой неудачей, но тут я испытал некоторое злорадство, особенно когда увидел синие носы своих замерзших соседей.
Люди уже поволновались, понервничали и теперь безропотно ожидали решения судьбы. Шумели и бунтовали только представители прессы. Об этих представителях надо сказать особо. Мне кажется, что нам с ними не повезло, хотя бы потому, что с первых же часов они начали вести себя не совсем тактично. Ходили по палубе, громко обсуждая «на общество», Как лучше «освещать» рейс. «В моем органе предпочитают острую публицистику». «Думаю, что репортаж будет более приемлемой формой».
Девушки с любопытством оглядывались на молодых очкариков. Наверно, это были в общем-то неплохие ребята, просто они еще не перестали петушиться, не разучились переоценивать себя. Начинающие репортеры старались казаться опытными журналистами, совали носы куда не следует и пытались поучать самого капитана.
Особенно выделялся среди них фотокорреспондент — невысокого роста крепыш в вязаной шапочке и меховой куртке. С его круглого лица никогда не сходила улыбка, он был ужасно беззастенчив, категоричен, и ко всем, не взирая на пол и возраст, сразу обращался на ты. «Слушай, а ты кто по специальности?!»
Так вот, все эти ребята, скопившись возле капитанской рубки, очень нервничали и требовали немедленно вести катер в Холмогоры. Но даже и при благоприятных погодных условиях отправляться теперь было бесполезно. Катер не успел бы возвратиться к отходу «Воровского». Я сказал об этом своим соседям. На этот раз они поверили и пошли на берег.
— Да, — вздохнул один из них. — Первый блин комом.
Что поделаешь: тут север, а не Южный берег Крыма.
Ну вот, а причины чрезмерного волнения наших репортеров стали ясны в тот же вечер, когда радио сообщило в последних известиях буквально следующее: «Сегодня из Архангельска отправился в первый туристский рейс по северным морям комфортабельный теплоход «Вацлав Воровский». Днем туристы побывали на родине замечательного русского ученого Ломоносова, осмотрели музей, носящий его имя» и т. д. ит. п.
Оказывается, наш «пресс-центр» поторопился еще накануне дать информацию на радио. А отменить потом не успел…
Архангельск «родился» среди северных лесов и болот давно, еще при Иване Грозном, который повелел «поставить на Двине город для корабельной пристани». Долгое время Архангельск был единственным морским портом России, единственной «форточкой» в Европу. Лишь при Петре Великом пробилась наша страна к Азову и на Балтику.
Царь Петр приезжал в Архангельск трижды: даты посещений обозначены на пьедестале памятника, воздвигнутого возле реки. Каждый его визит на север — это неизгладимая веха в становлении отечественного судостроения, это те зарубки, от которых начался отсчет славной истории Российского флота.
В 1693 году, еще молодым человеком, в самом начале своего долгого царствования, Петр приказал заложить в Соломбале судостроительную верфь. А приехав на следующий год, он уже присутствовал при спуске на воду первенца нашего морского флота, корабля «Святой Павел».
С этого же времени, получив одобрение и поддержку царя, начали строить возле Архангельска свою знаменитую верфь братья Важенины. Не перечесть, сколько судов сошло потом со стапелей баженинской верфи. Во всяком случае когда Петр приехал в Архангельск в третий раз, он вышел из города в плавание с эскадрой в тринадцать кораблей. По тем временам это кое-что значило…
Памятник Петру поставлен сравнительно недавно, в 1911 году. Скульптор М. М. Антокольский не гнался за размерами, за внешним эффектом. Царь в мундире офицера Преображенского полка стоит на гранитном постаменте. Чуть подавшись вперед и развернув плечи навстречу морскому ветру, он смело глядит на широкий простор реки, которая спокойно и величаво несет свои воды в недалекое Белое море. Лицо у Петра живое, выразительное. Сколько раз я сиживал на скамейке у памятника, и мне казалось, что царь то хмурится, то вдруг усмехается чуть заметно.