За поворотом новая улица кончилась, потянулся дощатый тротуар, облезлый, когда-то зеленый забор, красные крыши домов, скрытых черемухой и березами. Вот сейчас будет дом, где когда-то жила Светлана с сестрой: ворота с навесом, массивная калитка с железным кольцом…
Но что это? Ни ворот, ни забора, только невысокий палисадник, цветы, обыкновенный архангельский дом: деревянный, потемневший от времени, с высоко поднятыми окнами, чтобы не заливало при наводнении. Или я не узнал место, или и тут теперь стало все по-другому!
…По переписи 1959 года, в Архангельске значилось четверть миллиона жителей. Для областного города не так уж много. Зато территорию он занимает большую. Вместе с примыкающими к нему поселками, лесобиржами, лесозаводами, раскинулся он по берегу реки и по островам километров, наверно, на пятьдесят. Это потому, что вытянулся город узкой полосой: вдоль и за день не одолеешь, а поперек за десять минут пройдешь. И еще потому, что больших домов в нем мало: раньше строили деревянные избушки, бревенчатые полудома-полубараки на несколько семей. Так было проще. Не надо думать о строительном материале: лес под рукой. Да вроде бы и рискованней возводить на зыбкой болотистой почве тяжелые каменные громады. Только в последние годы нашлись решительные люди, которые сказали — хватит! Отныне будем строить лишь современные здания со всеми удобствами!
Еще недавно новых построек было так мало, что каждая из них получала в народе особое название. Вот, например, три длинных-предлинных дома на проспекте Павлина Виноградова, соединенные между собой арками. Не всякий житель знает номер этого дома, но если спросишь, где находится «горизонтальный небоскреб», сразу покажут. Есть еще «шоколадный квартал», где дома выкрашены в коричневый цвет.
Но то время, когда появление нового квартала считалось из ряда вон выходящим событием, уже отодвинулось в прошлое. Теперь без всякой шумихи возникают целые жилые массивы. Совершенно неузнаваемой сделалась, например, Кузнечиха. Я хорошо помню эту окраину. Да и как не помнить! Чтобы попасть из порта или из флотского полуэкипажа в город, обязательно нужно было переправиться через реку, отделяющую Соломбалу от Кузнечихи: зимой — по льду, летом — по шаткому понтонному мосту, всегда усеянному рыбаками.
Сойдешь на кузнечихинский берег, поднимешься на пригорок— и вот перед тобой картина: одноэтажные развалюхи, осевшие крыши, сарайчики из старых досок, пеналы сортиров, торчащие меж построек. Ни водопровода, ни канализации не было там, зато удивительно много было пивных, они стояли одна за другой. Торговали в них толстощекие, бойкие на язык бабы. Ну, как тут удержаться матросской душе, не пропустить стакан да еще и
Теперь от Кузнечихи не осталось ровным счетом ничего, абсолютно никаких следов. Новый мост, под высокими пролетами которого проходят суда, повис над рекой. От него начинается улица Гагарина, и еще новые улицы с новыми названиями.
Сотни пятиэтажных домов, асфальтированные проезды, газоны — все это совершенно изменило облик старой окраины. И люди здесь живут будто другие: аккуратные, красиво одетые. Я съездил в Кузнечиху два раза и не увидел ни одного пьяного. Они, конечно, бывают. Но им, наверно, стыдно появляться на улице и портить собой вид нового красивого района.
ВОРОТА В АРКТИКУ
Разбудили нас ни свет ни заря, часов в шесть. Судовая трансляция разнесла чуть игривый женский голос: «Говорит радиоузел теплохода «Вацлав Воровский». Товарищи туристы, доброе утро! В восемь часов от причала речного вокзала отойдет катер, на котором мы отправимся в Холмогоры, а оттуда — на родину замечательного ученого в село Ломоносово. Придется идти по сырому лугу, поэтому надо взять высокую резиновую обувь. Обед получим сухим пайком. Возвращение в двадцать ноль-ноль, за час до отхода «Воровского» в рейс. А теперь первая смена приглашается на завтрак!»
В каюте началась суматоха, трое моих соседей принялись одеваться, умываться, снаряжаться в дальний путь, изрядно мешая один другому. Я лежал на верхней койке, посматривая в открытый иллюминатор. Над водой висел плотный серый туман: едва можно было разглядеть чайку, сидевшую метрах в десяти от борта. Она казалась почему-то черной. Вода была гладкой, как стеклышко.
Этот туман без ветра рассеется только к полудню — так я решил, исходя из прошлого опыта. И когда самый старший сосед заметил не без иронии: «А молодой человек у нас не торопится», я и ему посоветовал не спешить, так как в Холмогоры мы сегодня не попадем. Сосед засмеялся и сказал, что Я, вероятно, лентяй. После этого мне ничего не захотелось объяснить. Встал позже всех, оделся не для дальней дороги, а по-городскому, легко.
К моему удивлению, посадку на катер не отменили. В восемь часов «Воровский» опустел, осталось на нем лишь несколько пассажиров. Теперь мне просто стыдно было тащиться вместе со всеми в речной порт. Если упрямиться, то до конца.