Ещё в 1944 году палеонтолог и фантаст Иван Ефремов в рассказе «Алмазная труба» предсказал находку алмазов в Сибири – в нескольких сотнях километров от «Зарницы», с точностью до деталей («пиропный метод»). Фантастика становилась реальностью, вымысел смешивался с действительностью до неразличения. Это далеко не единственное сбывшееся пророчество Ефремова, успевшего написать о жидких кристаллах, трёхмерном телевидении, электронных книгах, лучевой терапии. Его Дар Ветер из «Туманности Андромеды» в «Звёздных войнах» Джорджа Лукаса трансформировался в Дарта Вейдера…
Якутские кимберлиты интересны уже тем, что их открытие предсказал фантаст, а совершила женщина, которая могла бы куда с большим основанием, чем Мэрилин Монро ровно в то же время, спеть песню «Бриллианты – лучшие друзья девушек». Понятно, впрочем, что женщины в СССР искали алмазы не от хорошей жизни, а потому, что мужчин выбила война.
В специальных, популярных, художественных текстах таких авторов, как доктор наук Ефремов, академики-геологи Ферсман и Обручев, смыкались научный и интуитивный методы познания, реализм, фантастика, космизм. Каждому из них удалось реализовать не только талант учёного, но и художественный, философский и даже мистический дар. По мере развития науки воцаряются узкая и сверхузкая специализации, что, наверное, неизбежно, но с эпохой всеобъемлющих гениев, подобных Леонардо и Ломоносову, уходит важное – поэзия, ощущение причастности к Космосу.
Если один из отцов геохимии, поэт камня Ферсман балансировал между наукой и литературой, то Обручев уверенно ступил на территорию литературы, другой ногой, впрочем, продолжив опираться на науку. В этом нет противоречия; герой куваевской «Территории» говорит: «Ты читал когда-нибудь отчёты классиков? Мушкетова? Старика Обручева? Богдановича? <…> Старики-классики писали геологические романы. Они давали завязку – фактический материал, они давали интригу – ход собственных мыслей, они давали развязку – выводы о геологическом строении. Они писали комментарии к точке зрения противников, они писали эссе о частных вариантах своих гипотез. И, кстати, они великолепно знали русский язык. Они не ленились описать пейзаж так, чтобы ты проникся их настроением, их образом мыслей». «Коралловый остров» Обручева – наивный, но симпатичный ремейк жюль-верновского «Таинственного острова» в координатах 1941 года. Он же писал продолжение уэллсовской «Машины времени», замешенное на коммунизме и космизме. Обручевская «Плутония» (наш «Парк Юрского периода»), его же «Земля Санникова» – никакая не фантастика, а мечта всерьёз. Обручев вглядывался в даль и глубь Земли, как другие всматривались в космос. Под земной корой он прозревал то доисторическую Плутонию, то источник вечного дешёвого тепла (в рассказе «Тепловая шахта» инженеры бурят сверхглубокую скважину на юге Приморья, на месте будущих хасанских боёв; та же тема – в толстовском «Гиперболоиде», герой которого, зловещий инженер Гарин, хочет добуриться до «оливинового пояса», где будто бы плещется расплавленное золото).
Мы не знаем Земли, на которой живём.
Мы спорим о потеплении и озоновом слое, о природе приливов, атмосферы и Луны, о том, сжимается Земля или расширяется, существовала ли Атлантида, и если да, то где именно (а может, были когда-то ещё и Охотия, Берингия, Арктида, Пацифида с развитыми цивилизациями…), наступит ли новый ледниковый период, куда удрейфуют материки за некоторое смешное по геологическим меркам время, проснутся ли спящие вулканы, врежется ли в нас астероид ещё до того, как погаснет солнце… Даже Кольская сверхглубокая вторглась в плоть нашей планеты всего-то на двенадцать с чем-то километров. Нас ждёт множество открытий буквально под ногами. Надо только настроить фокус и двинуться вглубь.
Существует, впрочем, суеверие, согласно которому человеку непозволительно вклиниваться в недра земные слишком глубоко; что Вавилонская башня навыворот будет наказана сходным образом.
Кремниевая падь
В США его знали как Альфреда Саранта. В СССР он стал Филиппом Старосом. Даниил Гранин в романе «Бегство в Россию» изобразил его под именем Картос.
Жизнь одного из основоположников советской микроэлектроники напоминает остросюжетное голливудское кино. Уже дата его появления на свет – загадка. По американским данным, Сарант родился в 1918 году в Спарте. По советским (из личного дела Староса, хранящегося в Академии наук) – в 1917-м в Леонидеоне. Такой уж это специальный человек – с ветвящимися, как постмодернистский роман, версиями биографии.
Уже в 1918 году семья перебралась из Греции в Новый Свет. В 1941 году Сарант окончил колледж