Дальтоник

— Я ухожу… — выдавил, наконец, он.

Дана резким движением надела на подушку наволочку и, наклонившись над кроватью, принялась застегивать пуговицы. Она молчала.

— Вечером придут наши! — заметил Павел мимоходом. — Мать звонила.

Дана распрямила спину. В левом боку кольнуло, она потерла согнутой рукой больное место и сказала металлическим голосом:

— Вот и купи для них что-нибудь к ужину!

— Я? — удивленно протянул Павел.

— Или дай мне денег! — еще жестче выкрикнула ему в лицо Дана.

— Я же тебе отдал всю стипендию… — пробормотал он заикаясь.

— И угрохал ее на свои бандуры! — кивнула она головой в сторону комнаты. Павел не сомневался, что Дана имеет в виду аппаратуру, которую он на прошлой неделе так выгодно купил у своего товарища по институту.

— Они такие же твои, как мои… — возразил он, отлично понимая, что эту битву уже проиграл.

— Мне они ни к чему! Если я не могу позволить купить себе новое пальто, то на эти деньги ты бы лучше купил Павлику лыжную куртку! Ты же, разумеется, покупаешь аппаратуру!

— Дана, денег у меня нет! — пытался он убедить жену.

— Тогда не зови гостей!

— Это мои родители! — Он уже начинал злиться.

Дана сложила вдвое вышитое покрывало и застелила кровать.

— Без денег ужина не приготовишь для кого бы то ни было!

Павел стиснул зубы и процедил с ненавистью:

— И тебе не совестно!..

Он с минуту стоял молча, словно готовился изо всех сил хлопнуть дверью, но, расслабив руку, будто боясь обжечься, выскочил вдруг в переднюю. Дважды щелкнул замок.

«Слабак, — подумала Дана и горько усмехнулась, — хоть бы дверью треснул! Даже этого не может!»

Адамцева успела вовремя подать заявление в автошколу. Ее включили в список начинающих где-то около пятнадцатого ноября. Она думала, что сделает мужу сюрприз, но тот, выслушав новость, лишь прогудел:

— Только деньги бросать на ветер! Ну скажи на милость, куда ты будешь ездить?

— За покупками, к нашей Кветушке до Пекловиц и, вообще, куда понадобится! — Адамцева попыталась ответить по существу.

Он сел и оперся на спинку кровати.

— Сколько раз ты сядешь за руль?.. Дороговатые выйдут поездки!..

— Ты тоже платил за автошколу, но я не сказала тебе ни слова.

Он развел руками.

— Я — это совсем другое дело!

— А именно?.. — удивленно протянула она.

— Никаких «а именно». Я просто не позволю тебе садиться за руль!

И тут Адамцева, повернувшись к нему, заявила:

— В таком случае, Яроушек, тебе придется припомнить, потому что ты, видимо, забывчив: деньги на машину накопила я, десять тысяч нам дали мои родители — таким образом, если бы не я, тебе еще долго пришлось бы топать ножками!

— Ты упрекаешь меня, что я взял эти дурацкие десять тысяч? — Он шлепнул себя ладонью по лбу и простонал: — Ах идиот, и почему я не одолжил у кого-нибудь другого, зачета только я взял у твоей мамаши эти несчастные пару сотен!

— Десять тысяч! — уточнила снова его супруга. Его атака захлебнулась. Он заговорил тетерь несколько тише:

— Разобьешь машину вдребезги, и ее не удастся собрать!

— Машина застрахована!

— Хотелось бы мне знать, какой черт тебя подначил? — он фыркнул и в бешенстве завертел головой, — Твоя мамаша, конечно! Кто же еще?

Она внимательно разглядывала мужа. В июле ему исполнилось пятьдесят пять, но по сравнению с бывшими соучениками он выглядел намного старше. Несколько лет подряд его мучила язва желудка, по ночам случались тяжелые приступы, дважды вызывали неотложку и клали в райбольницу, однако курить он так и не бросил. В последнее время стал нервным и раздражительным, проблемы, на которые он мог раньше запросто махнуть рукой, казались ему теперь непреодолимыми и устрашающими.

Губерт Влах, захлопнув дверцу своей «октавии-универсал», включил зажигание.

Сколько же раз он ездил по этой дороге на бойни мясокомбината за те два года, что разводит норок! Поначалу два раза в неделю, но потом, когда самочки принесли потомство, пришлось брать мясо почти каждый день. Всякий раз он кладет в кузов машины две большие канистры и старый молочный бидон, что когда-то нашел в пещере под Велишем. Теперь бидон пригодился. Губерт выехал из ворот на шоссе и, сделав несколько поворотов, добрался до первого перекрестка. Он ехал, не замечая ничего вокруг, канистры позвякивали о бидон, словно дырявые колокольцы. Губерт взглянул на часы, скоро половина четвертого, в это время улицы уже полны народа. Люди торопятся с работы кто куда, мамаши, с трудом оттаскивая детей от витрин с игрушками, спешат домой, чтобы немного прибраться, приготовить ужин — или сегодня ограничимся бутербродами? — на парапетах вокруг площади восседают молодые ребята. Они непременно когда-нибудь, насовершив славных дел, покорят мир, а пока что сидят, мусолят во рту сигареты да болтают ногами.