Дальтоник

Под транспортером, густо увешанным свиными тушами, Губерт прошел в следующее помещение. Увидал врача в белом халате и в клеенчатом фартуке, надетом поверх халата, — он проверял внутренности забитых животных. Мясники подносили ему ливер за ливером и вешали на крючья, вбитые в стену. Ветеринар надрезал печень, внимательно изучал доли легкого и в некоторых обнаруживал следы перенесенного заболевания. Отхватив ножом большой кусок, он швырял его в жестяной ящик. Это и была пища для норок.

Губерт поздоровался с врачом и подождал, когда в ящик шлепнется еще часть печенки в желтоватых пятнах: давай, давай, добавляй! — и спросил, где найти Кучеру. Ветеринар ткнул пальцем в гущу висящих туш, уже распиленных вдоль, на две половины. Они раскачивались высоко, под самым потолком, на железных коромыслах. Где-то там, позади, должен находиться мясник пан Кучера.

Вскоре пан Кучера действительно появился. Он походил на всех, кто работал здесь, только фартук на нем был почище, не так сильно забрызган кровью. Конечно же, у него совсем иное лицо: не такая улыбка, ямочка на подбородке, и брови словно два вороньих пера, и пепельные волосы, но руки, как у всех тут, — с коротко остриженными ногтями. Он походил на всех походкой и, пожалуй, еще тем, что носил наброшенную на плечи куртку.

— У вас найдется что-нибудь для меня, пан Кучера? — Губерт должен говорить именно так, не может же он сразу явиться с бидоном и канистрами. Каждый раз нужно разыгрывать из себя просителя и благодарного получателя. И лишь когда мясник великодушно кивнет головой, Губерту надлежит возвратиться к машине и подъехать поближе к дверям этого ангара. Летом здесь стоит невыносимая вонь, кишки и сейчас извергают зловонную жижу, она устремляется через порог, а осклизлые узловатые мотки лопаются, потому что в них уже несколько дней бродит кал, — но как же еще может Губерт спасти своих норок от голодной смерти?!

Губерт Влах вытаскивает из машины канистру, набирает полными пригоршнями остекленевшие легкие и больные печенки, он уже давно преодолел брезгливость и набивает обе посудины до краев, сожалея, что не захватил еще что-нибудь или не взял по крайней мере целлофановый пакет. Оставшиеся внутренности Губерт сбрасывает в кучу, обтирает руки ветошью, которую возит с собой, и возвращается назад к мясникам. Те обычно не возражают, если под взрезанное горло свиньи он подставит молочный бидон. Губерт добавляет кровь норкам в пищу. Жаль, что мясники иногда скупятся.

Когда все емкости наполнены, Губерт подъезжает к проходной. Кучера уже там.

— Вот бутылочка вина! Всего вам наилучшего, пан Кучера.

Руки липки, и рукопожатие липкое. Естественно, что знак внимания пану мяснику Михалу Кучере приятен:

— Спасибо, пан учитель!

— Дед, — говорит Кучера вахтеру, — у тебя не найдется стакашка?

За рулем-не за рулем — Губерт должен с ними выпить. До дому тут недалеко, пожалуй, доберется, не проблема. Разнокалиберные рюмки звякнули, вахтер наливает еще по одной, Губерту уже пора, надо успеть накормить норок. До свидания, до послезавтра!

Губерт возвращается домой, вполне довольный жизнью. Бидон с кровью он оставил во дворе под водосточной трубой, канистры занес в подвал, где стоит большой холодильник. Открыв двери в коридор, он сразу же оглох от громыхающей музыки. Значит, сын Яромир дома! Дагмар, наверное, тоже. В такое время она обычно приходит с работы.

Губерт умылся, переоделся, музыка гремела все громче, он кинулся в комнату сына.

Яромир сидел за пианино, играл, но рядом с ним ревел магнитофон. Губерт понял: его семнадцатилетний отпрыск играет в сопровождении оркестра. Ничего страшного! Отца лишь удивило, что на носу у мальчишки нацеплены очки в проволочной оправе.

Губерт опустил руку на клавиши. Яромир тут же перестал играть и убавил громкость мага.

— Привет тебе, отче!

— Не называй меня так, — сказал Губерт, — ты же знаешь — я этого терпеть не могу!

— Ну, о’кей, прошу прощения!.. — извинился сын. На верхней губе у него торчали черные волосинки, щеки были усеяны угрями. Он тщательно умывается серным мылом, протирает мелкие ранки одеколоном, чистым спиртом, лосьоном и прочей ерундой. Ничто не помогает. Возрастное явление.

— С каких это пор ты носишь очки?

— С сегодняшнего дня.

— Плохо со зрением?

Сын самодовольно ухмыльнулся.

— Зрение как у ястреба. — Он снял очки и протянул отцу. — Я их на чердаке нашел. Дедушкины, наверное. За двадцать монет мне вставили новые стекла, здорово, а?

Губерт посмотрел сквозь очки — обычное стекло.

— В том-то все и дело! — подтвердил Яромир, не отрицая справедливости отцовского открытия.

— Зачем же тогда нужны очки?