Дама в автомобиле, с ружьем и в очках

– Тогда выходит, его кто-то туда подложил, но вовсе не я. Подумай немного, Дани. Этот тип был мертв еще до того, как мы встретились!

– Откуда ты знаешь?

– Глаза-то у меня есть! Он умер, по крайней мере, сорок восемь часов назад.

– Но ты мог засунуть его в багажник уже после того, как его убил, и даже намного позже.

– Когда, например?

– В Шалоне, вчера вечером.

– Нет, надо же, только вообрази себе, как я прогуливаюсь целый день с трупом под мышкой. В Шалоне? Спустись на землю, дорогая! Впрочем, прости, мне очень неприятно тебе угрожать, но у меня найдется куча свидетелей, которые видели, что я делал вчера и позавчера. Да, я таскался с чемоданом, это так, но попробуй доказать, что внутри я мог спрятать труп. Желаю успеха!

Он встал и отошел от меня. Я быстро сказала:

– Прошу тебя, Филипп, не бросай меня.

– Я тебя не бросаю.

Какое-то время, довольно долго, он сидел, повернувшись ко мне спиной, возле какой-то раздолбанной лодки, глядя на темную воду Старого порта, в которой отражались неподвижные огни. Городской шум остался где-то далеко от нас. Наконец он спросил:

– А какой из себя твой босс? Он при случае не мог кого-то прикончить?

Я пожала плечами и не ответила. Он повернулся, взвинченный, напряженный от раздражения, и бросил:

– Черт возьми, я ничего не понимаю! Только хочу сказать одно: скорее всего, этот жмурик уже загорал в машине, когда ты ее «позаимствовала»!

– Нет. Когда я ее взяла, багажник был пустой. Я знаю, я смотрела.

– Допустим. А по дороге ты его открывала?

– Кажется, да.

– Где в последний раз?

Я вспомнила, как ехала по Седьмой и Шестой автомагистралям, начиная с Фонтенбло. Помню, как открывала багажник, чтобы положить туда только что купленный чемодан. Но потом передумала.

– В Фонтенбло он был пустой.

– Так это еще когда было… А потом ты останавливалась?

– В Жуаньи, в кафе. Там я встретила того дальнобойщика, который стащил у меня букетик фиалок. Но было светло, машина стояла у самой двери, открыть багажник и положить туда тело было невозможно.

– И ты уверена, что до Кассиса больше не открывала багажник?

– Я бы помнила.

– А после Жуаньи ты где останавливалась?

– На автозаправке в Авалоне. Там машина стояла очень долго. Ее даже переставили на другое место, пока я была у врача.

Он посмотрел на мою повязку. Я прочла в его взгляде, что он вспомнил мой рассказ про покалеченную руку, про людей, которые узнавали меня по дороге, когда я якобы ехала в обратном направлении, хотя я утверждала, что в это время находилась в Париже. Он только произнес:

– Знаешь, в твою историю трудно поверить.

Я не нашлась, что ответить, чтобы убедить его. Мне этого вообще не хотелось. Он заметил, что мне холодно в тонком белом платье, снял пиджак и набросил мне на плечи. Его лицо было очень близко от моего, он шепнул:

– А ты не врешь, Дани?

– Клянусь тебе.

– Даже если ты его застрелила из ружья, я помогу тебе, слышишь?

– Из ружья? Его застрелили из ружья?

Я невольно повысила голос, и он сорвался, прозвучал визгливо и комично. Не знаю почему, из глаз потекли слезы.

– Да, я уверен, потому что оно лежит рядом с ним.

– Оно – это что?

– Да ружье, черт возьми! Самое что ни на есть настоящее! В твоем багажнике! Ружье! Скажи, меня-то ты, по крайней мере, узнаешь?

Он обхватил мою голову руками и стал ее трясти, словно хотел меня разбудить.

– Перестань! Я не видела ружья.

– Интересно, а что ты вообще видела? Ковер видела? Мужика видела? Ну так вот, при нем ружье!

Он отпустил меня, развернулся и пошел – руки в карманах, гордо расправив плечи в белой рубашке. Я поднялась и пошла за ним следом. Он заставил меня пересечь шоссе, сказав, что у него кончились сигареты, что он голоден и у него нет ни гроша. Мы зашли в переполненный бар, стены были увешаны сетями и усыпаны ракушками. Я купила пачку «Житан» и спички. У стойки он выпил кружку пива и съел бутерброд. Он молчал и не смотрел на меня. Я спросила:

– А как ты сам добрался до Марселя?

– Послушай, какое тебе дело?

– Где твой чемодан?

– Не твое дело.

Когда мы вышли, он обнял меня за плечи и притянул к себе. Вырываться мне не хотелось. Мы шли, прижавшись, по тротуару, уставленному пустыми ящиками, от которых разило водорослями. Пересекли большую площадь возле Старого порта. Когда мы проходили мимо зеркальной витрины какого-то ресторана, мелькнули наши лица, мое белое платье, его пиджак, наброшенный мне на плечи, и, наконец, он и я, обнявшись, среди всполохов неона в тысяче километров от моей обычной жизни. Нет, я не выдумываю, именно это показалось мне самым невероятным.

На улице Канебьер прохожие смотрели на нас. Я спросила у него, куда мы идем.

– К машине. Нужно разобраться, кто этот тип. Нужно посмотреть еще раз.

– Прошу тебя, не надо, я не смогу.

– Зато я смогу.