Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

Милый мой Николай, мы оба в незавидном положении, и мое еще даже хуже твоего. Получила твое письмо вчера утром. Ты не можешь представить, насколько оно меня огорчило во всех отношениях. Господи, как же я несчастна! И как же мне было поступить, бедный друг мой? Я вызвала оценщика, и знаешь ли ты, сколько он мне предлагает за всю мою мебель? 1800 франков. Как же мне, по-твоему, выполнить то, о чем ты меня просишь?[355] Это для меня совершенно невозможно. Я не найду жильца в квартиру до 18 января, мне придется заплатить 800 франков за три месяца, о которых я не предупредила консьержку. А мой очередной платеж! Так что, как видишь, выходит именно 800 франков. И потом, считая все остальное, у меня долгов на тысячу франков, потому что я еще должна была немного мебельщику, о чем я тебе не сказала, и немного там и сям, вот и выходит тысяча франков. Получается 1800 франков – столько получится от продажи моей мебели. И потом, я не знаю, как быть, чтобы заплатить по закладной от 30го[356]. Я снова еще была в ломбарде из-за закладной от 12го числа. И вот я заложила две свои цепочки, часы, кольца, твой браслет – все, что у меня было! У меня начались месячные, и я не могла выйти из дому. Сам видишь, возлюбленный мой, счастлива ли я. Напротив, все это доставляет мне неудобства, пожалей меня, друг мой, ибо положение мое незавидное! Но я утешаюсь тем, что тебе стало много лучше, как я поняла из твоего письма. Главное, друг мой, о чем я прошу тебя и умоляю сделать ради меня, – не слишком печалиться. Видишь, я всего лишь женщина и хочу справиться со своим горем, но, друг мой, я не хочу думать, что мы расстались навсегда. Друг мой, ты был так добр в своем письме, и оно порадовало меня, хоть и причинило боль. Мне грустно, когда я тебе пишу, и много плачу, такая размазня, так уж тебе и сознаюсь во всем, утешаюсь тем, что и так тебе все рассказала, если бы ты приехал в Париж. Мари мне не служанка, друг мой, она мне мать. Ты ведь понимаешь, что я не могла тебе признаться, когда ты впервые пришел ко мне. Я тебя не знала так, как знаю сейчас, и никогда не осмелилась бы тебе признаться. Я остаюсь с матерью, вот и все, что я скажу. При своих доброте и уме ты понимаешь, что мне приходится выносить. Я тебя люблю, очень люблю, но должна любить и свою мать и не оставлять ее на старости лет. Друг мой, умоляю тебя, прости меня за вынужденную ложь. Я уже сама ничего не понимаю, когда пишу тебе это признание. Я не хотела бы быть сейчас рядом с тобой, мой друг, потому что не смогла бы тебе признаться, и если бы ты приехал в Париж, я была бы вынуждена признаться, потому что ни за что не оставила бы мать. Никогда я этого не сделаю, уж лучше умру! Так что ты видишь, какое огромное препятствие стоит на пути нашего замысла. Теперь слово за тобой – что мне делать. С чего ты решил, что я смогу путешествовать с тобой? Тебе не хватит денег платить за двоих, особенно переселяясь из гостиницы в гостиницу. Что делать? Утешь меня письмом, ибо я отчаялась. Ты всю зиму будешь один в Италии[357], а я в Париже? Должно быть, иначе у нас и не выйдет, мне ужас как много нужно заплатить. Полагаю, мне придется продолжать платить по первой закладной до весны. От тебя зависит, может ли быть иначе. Вот, милый друг мой, я люблю тебя, пожалей меня, ибо нет в Париже женщины несчастнее меня. Люблю тебя и вынуждена оставаться в своем печальном положении. Мои глаза больше ничего не видят, заканчиваю. Слезы мешают мне сказать что-нибудь еще. Целую тебя, друг мой, и жду, что ты получишь это печальное письмо. Прощай. Мама тоже жмет тебе руку.

Эмилия Телье.

№ 63

24 декабря <1860 г.>, Париж

Paris, le 24 décembre

Mon cher ami, ta dernière lettre était triste à faire mourir. Tu me dis dans ta dernière lettre qu’une femme doit établir la marchandise parce qu’elle-même est une marchandise. Mais tu as ue [eu] tor [tort] de me dire cela. Au moi [moins] j’étais déjà assez malheureuse sans cela. Mon cher ami, j’ai eu tort de t’aimer car avant j’étais très tranquille, maintenant je suis comme une âme en peine.

Enfin, je ne veux pas te traiter davantage avec mes plaintes. Je vais faire tout mon possible pour t’oublier. Je désire avant toute chose que tu fasses tant [tout] ton possible pour te guérir. Maman n’est pas fâchée après toi. Au contraire, elle te plaint de tout son cœur. Moi, je vais me jeter dans le tourbillon des bals masqués. Peut-être c’est le meilleur moyen de t’oublier. Adieu, mon ami, peut-être pour toujours! Je t’embrasse du plus profond de mon cœur, maman te serre les mains.

РО ИРЛИ. Ф. 97. Оп. 2. Ед. хр. 123. Л. 18–18 об.

Перевод:

Париж, 24 декабря