Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

«Красивее этих работ из Америки еще не привозили» — так отзывались естествоиспытатели о ее пергаменах[657], и их красота, несомненно, чувствуется и в печатном виде. Здесь типичный для Мериан способ показа природных процессов и отношений (зарождение насекомых и их превращения в сочетании с растениями, которыми питаются личинки) применялся к насекомым и к растительному миру, необычным для европейцев, а то и вовсе незнакомым им; среди растений были маниок, гуайява, батат, анона, масличное дерево, азимина и некоторые другие, для которых не имели названий даже суринамские индейцы. Здесь насекомые Нового Света, которым в замечательном труде Маркграфа о природе Бразилии уделялось всего несколько страниц, занимали главенствующее положение, причем их изучал знающий глаз и описывал человек, близкий к научным кругам Европы. Совсем недавно такую роль для растений Французской Вест-Индии сыграл Шарль Плюмье, Хансу Слоуну вскоре предстояло сыграть ее для фауны и особенно флоры Ямайки, а Мария Сибилла Мериан (с ее опытом книгопечатания и амстердамскими знакомствами), не будучи ни ботаником, поддержанным при дворе, ни членом Королевского общества, играла эту роль для насекомых Суринама[658].

Ее истории о жизни насекомых строились по той же схеме, что и в «Книге о гусеницах»: каждая картинка с сопровождающим текстом стояла отдельно. Как и прежде, на одной иллюстрации могли оказаться разные виды бабочек, личинки которых кормились одинаковыми растениями, а рядом — пчелы, осы и мухи. Разрыв с классификацией усугублялся присутствием на шести таблицах ящерицы, змеи, лягушки или жабы. Они были либо помещены в той среде, где Мериан наблюдала их, либо добавлены к насекомым и их растительной пище просто «ради украшения», при этом в тексте содержались сведения об их корме и размножении[659]. Растения не были выстроены в зависимости от типа лепестков, листьев или плодов (как сделали бы Плюмье и Слоун). Ни растения, ни насекомые не были также сгруппированы по своей близости к европейским видам или отличию от них: американский виноград, вишня и слива перемежались с клубнями маниока, бамией и «табрубой» (тропическим деревом с зелеными плодами, известным в современном Суринаме как «тапрупа»)[660].

Композиция описаний, как и в «Книге о гусеницах», диктовалась чаще всего эстетическими соображениями, в данном случае европейского читателя искусно вели от привычного к экзотическому и обратно. На первой картинке «Метаморфоза» знакомый ананас и гигантский таракан наводили на мысль о том, что приятность и сладость сочетаются в Америке с насилием и разрушением. А текст к последней таблице напоминал читателю о множестве еще не познанных вещей: «В январе 1701 г. я отправилась в суринамский лес на поиски открытий. Бродя по лесу, я наткнулась на дерево с этим изящным красным цветком; ни название дерева, ни его свойства не были известны местным жителям. Там же я обнаружила очень большую и красивую красную гусеницу с тремя синими бусинками на каждом членике и черным пером, торчащим из каждой бусинки». Впоследствии гусеница превратилась в довольно странную куколку, но вылупившаяся из нее бабочка оказалась похожа на большого атласа, которого можно встретить и в Голландии[661].

Мари Луиз Пратт назвала деятельность европейских натуралистов эпохи Линнея и последующих десятилетий «новой формой… планетарного сознания среди европейцев»: «Одну за другой разные формы жизни на планете предстояло выпутать из клубка их привычной среды и вплести в основанную на европейских стандартах систему всеобщего порядка и единства. Наметанный (образованный, мужской, европейский) взгляд опознавал («осваивал») новые территории и пейзажи при первом же контакте с ними путем включения их в язык системы». Пратт считает такое представление о мире одновременно «наивным и имперским», способствующим экономической экспансии Европы, но не идущим далее наименования и классификации[662]. «Метаморфоз» Мериан явно отражает начальные стадии этой европейской программы по наблюдению и описанию. Тем не менее ее экологический взгляд и почерк оставляют суринамским растениям и насекомым достаточно простора для существования в виде местных названий и взаимоотношений.