Данте Алигьери

Дипломатическая миссия Данте, стоившая ему жизни, касалась отношений с Венецией. Они оставляли желать лучшего уже довольно давно. Обстановка обострилась из-за контрабанды соли, которая в те времена представляла большую ценность. В результате Венеция установила строгую монополию на соль и другие товары, которые проходили через порт Равенны, и начала осуществлять очень строгий надзор за торговыми делами в Равенне, в частности, построила форт Маркабо. Правителя это радовать не могло. Он посылал Данте в Венецианскую республику не один раз, возможно, первое общение по поводу уступок и смягчения венецианских требований состоялось в 1318 году.

Несмотря на красноречие Данте, переговоры оказались бесплодными. В августе 1321 года и без того неважные отношения ухудшились еще больше. Равеннские пираты напали на венецианский торговый корабль, в результате стычки погибли венецианцы. Венеция собралась заключать союз с соседними городами, чтобы идти войной на Равенну. Тогда нашего героя снова отправили послом в Светлейшую республику, и на этот раз переговоры оказались успешными. По легенде, Данте смог подавить своим красноречием дожа и венецианских сенаторов, которые якобы испугались его влияния. На самом деле, конечно, трудно представить себе правителей, боящихся абстрактного красноречия, вопрос, чтό именно произносилось. Единственный козырь, который имелся у Данте, — это личное покровительство Кангранде, правителя Вероны, и угроза привлечь веронские войска на помощь Равенне, — как раз и мог возыметь нужное действие.

* * *

Здесь не было видно моря, но в воздухе ощущалась морская свежесть, покрывавшая город невидимым шатром, купол которого поддерживала высокая башня базилики в честь святого Франциска Ассизского (Сан-Франческо). Данте часто заходил сюда, нагулявшись по холмам, и сидел в тишине, наблюдая, как длинные клинки солнечных лучей рассекают мозаику надвое. Ему нравилось в Равенне всё — красота города, большое количество ясных дней, умиротворенный покой. Но более всего — милость правителя города Гвидо да Поленты, даровавшего изгнаннику дом. Теперь Алигьери мог больше не бояться встретить старость на улице.

Он не чувствовал обиды на Кангранде. Веронский правитель приглашал его жить к себе и делал щедрые подарки. Подарить жилье вельможа не догадался — разве это повод обижаться? К тому же Верона казалась поэту слишком суетной.

Данте посадил во дворе своего нового дома лимонное деревце. Оно росло на удивление быстро и вскоре стало точной копией погибшего флорентийского сородича. Иногда поэту казалось, что, если хорошо порыться под его корнями, — отыщутся коралловые шарики тех разорванных четок. Но вместо этого он рылся в своих воспоминаниях и познаниях, выстраивая адское здание со множеством людей, — которых ему доводилось знать лично и о которых он прочитал в исторических хрониках. Перевернутый собор из человеческих судеб становился все больше, врастая в центр земли. Маленькие кирпичики терцин образовывали прочную поэтическую кладку, способную пережить века.

Он так сроднился с Вергилием, некогда явившимся ему во сне, что порой обращался к нему с вопросами, будто к приятелю, находящемуся в соседней комнате. Однажды, просидев над рукописью двое суток подряд, Алигьери позвал своего выдуманного наставника и вздрогнул, услышав в глубине своего сознания далекий, странно знакомый голос:

— Данте, зачем ты зовешь, кого не знаешь? Позови меня, я спасу тебя от неверного пути, на котором ты стоишь.

— Кто ты? — не спросил, а скорее подумал он. И так же мысленно услышал ответ:

— Это я, это я, поистине я Беатриче. Послушай, что скажу тебе:

Когда я к духу вознеслась от тела,
И силой возросла и красотой,
Твоя душа к любимой охладела.

Ты устремил шаги дурной стезей,

К обманным благам, ложным изначала,
Чьи обещанья — лишь посул пустой[66].

Пришедший к своему подопечному Гвидо да Полента обнаружил поэта лежащим на полу в глубоком обмороке. Тут же позвали лекаря, который пустил кровь. Данте быстро пришел в себя. Правитель Равенны встревоженно сказал ему:

— Послушай, не от своей ли поэмы ты болеешь? Не полезно человеку пребывать в преисподней хотя бы и лишь одним воображением.

— Но ведь вы так любите это произведение и даже учите его наизусть, — Алигьери с болью смотрел на своего благодетеля, — и потом, я… я уже не смогу бросить эту работу.

— Но зачем же бросать? — удивился Гвидо. — Просто не нужно делать ад главным героем. Пусть он будет лишь не самой большой частью твоего замысла. Например, одной третью. А две другие подели между чистилищем и раем.

— Да! Она говорила то же самое! — вскричал поэт с такой страстью, что да Полента испугался за его рассудок.

— Спокойно, спокойно. Тебе просто нужно хорошо отдохнуть, — бормотал он, расплачиваясь с лекарем.

На следующий день Данте пришел к нему с черными кругами под воспаленными глазами.