Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II

Вот и казнись своей водянкой, огрызается Синон, на что монетчик замечает, что гортань Синона раздирает от скверны и сам он горит, и мозг его изглодало болью, и сам он также бросился бы при первом всплеске воды её пить. Нарциссово зерцало – вода, в которую смотрелся влюбленный в свое отражение Нарцисс (Метам., III, 346—510).

Ad ascoltarli er'io del tutto fisso,
quando «l maestro mi disse: «Or pur mira,
che per poco che teco non mi risso!» [132]

Quand'io «l senti» a me parlar con ira,

volsimi verso lui con tal vergogna,
ch'ancor per la memoria mi si gira. [135]

Qual `e colui che suo dannaggio sogna,

che sognando desidera sognare,
s`i che quel ch» `e, come non fosse, agogna, [138]

tal mi fec'io, non possendo parlare,

che dis"iava scusarmi, e scusava
me tuttavia, e nol mi credea fare. [141]

«Maggior difetto men vergogna lava»,

disse «l maestro, «che «l tuo non `e stato;
per`o d'ogne trestizia ti disgrava. [144]

E fa ragion ch'io ti sia sempre allato,

se pi`u avvien che fortuna t'accoglia
dove sien genti in simigliante piato:
ch'e voler ci`o udire `e bassa voglia». [148]

Я вслушивался в звуки этих слов,

Но вождь сказал: «Что ты нашел за диво?
Я рассердиться на тебя готов». [132]

Когда он так проговорил гневливо,

Я на него взглянул с таким стыдом,
Что до сих пор воспоминанье живо. [135]

Как тот, кто, удрученный скорбным сном,

Во сне хотел бы, чтобы это снилось,
О сущем грезя, как о небылом, [138]

Таков был я: мольба к устам теснилась;

Я ждал, что, вняв ей, он меня простит,
И я не знал, что мне уже простилось. [141]

«Крупней вину смывает меньший стыд, —

Сказал мой вождь, – и то, о чем мы судим,
Тебя уныньем пусть не тяготит. [144]

Но знай, что я с тобой, когда мы будем

Идти, быть может, так же взор склонив
К таким вот препирающимся людям:
Позыв их слушать – низменный позыв». [148]

Вергилий упрекает Данте, что он слишком много внимания уделяет этим грешникам. Удрученный скорбным сном – увидев, какие кары ожидают его на этой ступени Ада, гораздо большие тех, которые его тени претерпевают на всех ступенях Ада – от Лимба, в компании с другими «Высочайшими» поэтами, до девятого круга, где ему предстоит ещё казниться, как фальшивомонетчику. Кроме фальшивой монеты, он, будучи папой Пием VI, пускал в обиход, не только ничего не стоящие индульгенции, но активно внедрял и распространял ценные бумаги и бумажные деньги. В России бумажные деньги и ценные бумаги были введены в обиход императрицей Екатериной II (знаменитые екатеринки или «катеньки»), которую поэт пережил на много лет.

Крупней вину смывает меньший стыд – вина Синона в истории Трои, но меньший стыд позволяет забыть вину. Слушать препирания теней, уже осужденных историей – низменный позыв – так Вергилий учит Данте. Он обещает ему своё покровительство и защиту после смерти. Низменный позыв – карать себя угрызениями совести, ведь «победителей не судят».

Как это было:

«Адамо, Адамо!» – потянул Мастера Адама Олеария за руку высокий, худенький мальчик: – «Адамо, пойдём в Ад!»