Данте и философия

Отсюда – крайняя сдержанность, с какой Данте всякий раз говорит об одном из тех объектов, природа которых столь радикально превосходит нашу собственную природу: об отделённых субстанциях, первоматерии, Боге[187]. Это и есть «хлеб ангелов»: ведь «ангел» означает здесь не что иное, как «отделённый Ум», тогда как интеллект метафизика – это ум человека, состоящего из тела и души и притязающего на познание отделённого умопостигаемого, созданного для отделённых Умов. В действительности, когда мы пытаемся достигнуть подобных объектов, мы метим слишком высоко. Например, философы стремятся обнаружить причину, по которой небесный свод вращается с востока на запад. Они задаются вопросом о том, должны ли мы приписывать это движение действию движущего Ума или той любви, которую испытывает эта сфера к Перводвигателю. Вопрос, несомненно, хорош, но ответ на него известен только Данте: «Dio lo sa, che a me pare presuntuoso a giudicare» [ «Один Бог ведает, а мне судить о том кажется самонадеянностью»] (II, 5). Это убеждение, глубоко укорененное в сердце Данте, – убеждение в том, что наша философская мудрость слишком коротка в сравнении с мерой чистого умопостигаемого, – объясняет, каким образом он сумел оправдать в собственных глазах низведение метафизики с вершины иерархии наук и первенство, отданное этике. В то же время мы увидим, насколько опасно систематизировать позицию Данте, исходя лишь из одного из его принципов; и насколько доктринальное равновесие, которого искал он сам, гибче и сложнее, чем то, которое обычно приписывают ему историки.

V. – Первенство созерцания

После того как мыслитель, поместив этику выше метафизики в иерархии наук, обращается к проблеме отношения между действием и созерцанием, было бы естественным ожидать, что деятельную жизнь он поставит выше созерцательной. Данте же поступает прямо наоборот. Отсюда его интерпретаторы чаще всего заключают, что либо в первом, либо во втором случае Данте говорит не то, что на самом деле думает. Я считаю, что это ошибка, фатальная ошибка, которую совершают все те, кто хочет интерпретировать мысль Данте, сводя ее к одной из уже известных нам доктринальных позиций, занятых другими философами. В действительности после всего сказанного невозможно сомневаться в том, что Данте на самом деле поставил этику на вершину иерархии наук; но, как мы увидим, невозможно сомневаться и в том, что он действительно утвердил первенство созерцательной жизни перед жизнью деятельной. Чтобы понять смысл его учения, нужно отыскать такую точку зрения, с которой оба тезиса с необходимостью предполагают, взаимно уравновешивают и дополняют друг друга. И прежде всего нужно убедиться в том, что такая точка зрения действительно принадлежала Данте. Быть может, это непросто, но именно такова цель, к которой мы должны стремиться.