Данте и философия

Как бы то ни было, нет оснований подозревать, что Данте не разделял всем сердцем выдвигаемый им тезис. Еще более убеждает в этом множество уточнений, не оставляющих места сомнению. Из наших двух интеллектов, говорит он, интеллект умозрительный «е piu pieno di beatitudine che I’altro» [ «более исполнен блаженства, чем другой»]. Не только философия учит этому, но то же самое удостоверяет и аллегорический смысл Евангелия. Три женщины, которых Евангелие Марка являет нам первыми пришедшими ко гробу: Мария Магдалина, Мария Иаковлева и Мария Саломия [Мк 16, 1], – символизируют три философские школы деятельной жизни: аристотеликов, стоиков и эпикурейцев. Они приходят ко гробу, то есть к нынешнему миру – вместилищу тленных вещей. Они ищут Спасителя, то есть красоту, и не находят Его; зато видят ангела, одетого в белое: это – идущее от Бога благородство, говорящее в нашем разуме. Всем трем сектам, то есть всем тем, кто ищет красоту в деятельной жизни, ангел говорит: Его нет здесь. Идите и скажите всем, кто Его ищет, что Спаситель предварит их в Галилее, – иными словами, что красота предварит нас в умозрении. Ангел говорит «предварит», потому что Бог, наша высшая красота, всегда идет впереди нас на пути созерцания: «Итак, ясно, что наше блаженство (то счастие, о котором идет речь) мы прежде всего можем найти как бы несовершенным, в жизни деятельной, то есть в применении нравственных добродетелей, а затем как бы совершенным, в применении добродетелей интеллектуальных. Оба эти действия – свободные и кратчайшие пути, ведущие к высшему блаженству, которого в земной жизни достигнуть невозможно, как это ясно из того, что было сказано» (IV, 17).

Резюмируя эти выводы в виде таблицы, мы получим следующую схему разновидностей блаженства у Данте:

Нет ничего классичнее и последовательнее такой таблицы; но мотивировки, приводимые в ее обоснование, даже будучи столь же последовательными, отнюдь не всегда столько же классичны. Нельзя не заметить, что, противопоставляя идеал деятельной жизни идеалу жизни созерцательной, Данте поместил с одной стороны, как представителей первого идеала, эпикурейцев, стоиков и Аристотеля, тогда как второй идеал представлен только Спасителем, Богом.

Если вспомнить о том, что было сказано о границах, положенных Данте метафизике, то мы увидим, как все начинает проясняться. В самом деле, есть три блаженства: два – для этой жизни, и одно – для иной. Но из двух блаженств земной жизни лишь одно – собственно земное и может осуществиться вполне: блаженство жизни деятельной. Что же касается блаженства созерцательной жизни, здесь оно подобно отрезку линии, конец который уходит в потустороннее. Поставить на одну сторону Аристотеля, философию и деятельную жизнь, а на другую сторону – Спасителя и жизнь созерцательную означает вполне ясно указать, что блаженство созерцания принадлежит не столько философии, сколько теологии. Счастье деятельной жизни квази-несовершенно; другими словами, оно совершенно для нас, потому что оно есть счастье, на которое человек может притязать в земной жизни, рассчитывая исключительно на естественные возможности философии; однако оно выглядит несовершенным, если сравнить его с другим счастьем, менее доступным для нас, но высшим. Напротив, счастье созерцательной жизни здесь, в земной жизни, квази-совершенно; другими словами, оно совершенно само по себе, потому что, будучи высшим счастьем, представляет собой созерцание; но для нас оно квази-совершенно, потому что состоит в созерцании предметов, которые здесь, на земле, нам недоступны. Что же касается блаженства вечной жизни, оно пребывает совершенным и наивысшим, ибо заключается в том, чтобы, наконец, созерцать свой предмет лицом к лицу.