Несмотря на философские притязания Фридриха II, вряд ли многие из императоров пожелали бы покуситься на авторитет Философа; к тому же Данте был достаточно убежден в ограниченности нашей метафизики, чтобы надеяться, что в один прекрасный день философы согласятся договориться с теологами. Да и теологи, вроде «доброго брата Фомы», были готовы облегчить им этот союз. Где Фома Аквинский находит философию, если не в трудах Аристотеля? Он читает ее, изучает, комментирует и растолковывает другим, как о том свидетельствует его замечательное изложение «Никомаховой этики», тщательно проработанное Данте. Все философские уступки, какие требовались теологам, св. Фома уже сделал. Отсюда понятно, почему Данте любит его и рассчитывает на него, надеясь прийти к согласию с теологией на столь хорошо подготовленной почве. Сам он не согласен ни на какие жертвы. Мы не знаем, каковы были его мысли во время философского кризиса, который он, видимо, пережил; но теперь кризис закончился, и я не думаю, что во всех творениях Данте найдется хоть один определенно аверроистский тезис, несомненно принятый им в качестве истинного. Для Данте философия – это Аристотель, и так как его Аристотель – это, говоря в общих чертах, Аристотель Альберта Великого и св. Фомы Аквинского, союз между философами и теологами представлялся ему легко достижимым. Фактически, благодаря самим этим великим теологам, он уже существовал, и даже тем, кто его отвергал, в конечном счете, несомненно, предстояло к нему прийти. Но установление конкордата между императорами и папами – совсем другое дело, и кто надеялся положить в его основание предварительное согласие теологов и философов, тот сильно рисковал ухудшить ситуацию с обеих сторон. Но именно так решил поступить Данте. Для того, чтобы основать свою «универсальную гражданственность человеческого рода» как естественную Церковь моралистов, противостоящую сверхъестественной Церкви теологов, он не располагал ничем, кроме философского идеала, определенного в «Пире». Как убедить теологов, что по тем же соображениям, которые заставили их предоставить философию Аристотелю, они должны предоставить империю императору? Вот проблема, решение которой Данте предложил миру в «Монархии».
Идея этой универсальной земной гражданственности, столь новая в эпоху Данте и нашедшая в нем, похоже, своего первого сторонника, сформировалась в его душе очень любопытным образом. Единственной универсальной гражданственностью, о которой в то время имели представление, была гражданственность по своей сути сверхъестественная и религиозная: Церковь, или, если угодно, христианское человечество. Церковь не только никогда не думала, что может или должно существовать человечество, объединенное стремлением к земному счастью как своей собственной цели, но и отстаивала со времен августиновского трактата «О граде Божием» идеал объединения всех людей через разделяемую всеми христианскую веру и установление верховного правления папы. Следовательно, для того, чтобы помыслить возможность земной универсальной гражданственности, нужно было позаимствовать у Церкви ее идеал вселенского христианского человечества и секуляризировать его. С другой стороны, провести такую секуляризацию было бы невозможно, не утвердив философию в качестве основания универсальной гражданственности всех людей, подчиненных единому монарху и стремящихся к единому блаженству в повиновении законам. Тот, кто посоветовал Александру обращаться с греками как со свободными людьми, а с варварами – как с рабами, безусловно, не считал, что все люди равно способны достигать одной и той же цели одними и теми же средствами. Стало быть, для того, чтобы обосновать свою идею, Данте должен был отыскать в философии Аристотеля такую естественную цель, которую сам Аристотель хотя и не продумал, но полного достижения которой требовало утверждение совершенного единства человеческого рода
I. – Цель человеческого рода
Для решения этой проблемы Данте весьма искусно воспользовался тем подлинно аристотелевским и томистским принципом, согласно которому человек именно потому является существом общественным, что общественная, гражданственная жизнь, позволяя людям сотрудничать между собой, необходима человеку, чтобы достигнуть полноты своего развития. Данте очень удачно выбрал для себя отправной пункт: ведь св. Фома, решительно настаивавший на том, что людям необходимо объединять возможности своих индивидуальных разумов, сделал отсюда тот вывод, что наилучшим политическим режимом будет правление одного. Однако св. Фома был очень далек от представления о вселенской монархии, поэтому и завершил свое рассуждение следующим образом: «Из всего сказанного следует, что кесарь есть тот, кто правит народом некоторого города или провинции ввиду общего блага; именно поэтому Соломон говорит в Эккл. V, 8: