Читаем Данте и философия полностью

Уже в XIV в. доминиканец Гвидо Вернани посчитал возможным обвинить Данте в том, что здесь он отстаивает аверроистский тезис. Даже если он ошибался, следует признать, что все располагало к этому; к тому же я не уверен, не проявил ли Гвидо Вернани подлинную проницательность в этом деликатном вопросе. Прежде всего, сам Данте спровоцировал его на эту ошибку, открыто сославшись в этом пункте на авторитет Аверроэса: «Et huic sententiae concordat Averrois in Commento super hiis quae de Anima» [ «И с этим мнением согласен Аввероэс в Комментарии к книгам ‘О душе’», ibid.]. Будучи понята буквально, эта фраза означала бы, что Данте здесь соглашается с доктриной единства возможностного интеллекта, то есть с доктриной, которая утверждает существование единого возможностного интеллекта для всего человеческого рода, как об этом учил Аверроэс в своем комментарии на трактат «О душе». Именно так понял Вернани эту фразу Данте. Можно упрекнуть его в том, что он не попытался понять ее иначе, но не в том, что он приписал ей нечто отличное от ее буквального, ut littera sonat, смысла: «Если так говорят, отсюда, очевидно, следует именно то, что во всех людях имеется один-единственный интеллект. Но так говорить и думать – наихудшее из заблуждений, автором и изобретателем которого является упомянутый здесь Аверроэс»[237].

Следует, однако, пойти еще дальше. Данте не сослался бы на Аверроэса в поддержку своего тезиса, если бы не думал о нем в этот конкретный момент и если бы идея, здесь выраженная, некоторым образом не увязывалась с аверроистским учением о возможностном интеллекте[238]. И она в самом деле увязывается с ним настолько хорошо, что мы не видим никакого другого учения, которое могло бы ее подсказать. Аверроэс мыслил возможностный интеллект как единое сущее, умную субстанцию, отделённую от всякого тела, – короче говоря, как то, что христианство называет ангелом; и учил, что для индивидуального человека познавать означает просто быть причастным к тому или иному из познаний этого интеллекта. Стало быть, в таком понимании аверроистский возможностный интеллект подсказал Данте представление о своеобразном индивидуальном человеческом роде, единство которого в любой момент конкретно реализовано и в любой момент своей длительности актуализирует всю совокупность познания, доступного человеку. Если познание составляет цель человека, то можно сказать, что в этом отделённом возможностном интеллекте человеческий род вечно и постоянно уже обладает своей целью. Так что для построения своего собственного учения Данте переформулировал тезис Аверроэса, истолковав человеческий род, то есть совокупность индивидов, существующих на земле в каждый момент времени, как эквивалент единого возможностного интеллекта Аверроэса. Если он отсылает здесь к Аверроэсу, то именно потому, что действительно находит свой отправной пункт в аверроизме; но это не значит, что он утверждается в нем.

В самом деле, заметим, что эти два тезиса сущностно различны. Для полной актуализации возможностного интеллекта Аверроэс обращается к бытию; для достижения того же результата Данте обращается к гражданственности – той универсальной гражданственности всех индивидуальных возможностных интеллектов, которой образуется человеческий род. Если бы Данте принял аверроистское учение в этом пункте, его собственная доктрина не имела бы резонов существовать: ведь с универсальной гражданственностью или без нее цель человечества была бы вечно достигнута в постоянстве отделённого возможностного интеллекта. Когда Данте говорит об актуализации интеллектуальной потенции всего человечества – potentia totius humanitatis, следует понимать под этим всецелое сообщество людей, universitas hominum. Короче говоря, для Данте речь идет о multitudo: о том множестве индивидов, которое универсальная человеческая гражданственность делает способным достигнуть своей цели, навязывая ему единство, сущностно принадлежащее отделённому возможностному интеллекту Аверроэса. Но человечество Данте им еще не обладает, более того, не может им обладать иначе, кроме как признав объединяющую гегемонию императора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Bibliotheca Ignatiana

Истина симфонична
Истина симфонична

О том, что христианская истина симфонична, следует говорить во всеуслышание, доносить до сердца каждого — сегодня это, быть может, более необходимо, чем когда-либо. Но симфония — это отнюдь не сладостная и бесконфликтная гармония. Великая музыка всегда драматична, в ней постоянно нарастает, концентрируется напряжение — и разрешается на все более высоком уровне. Однако диссонанс — это не то же, что какофония. Но это и не единственный способ создать и поддержать симфоническое напряжение…В первой части этой книги мы — в свободной форме обзора — наметим различные аспекты теологического плюрализма, постоянно имея в виду его средоточие и источник — христианское откровение. Во второй части на некоторых примерах будет показано, как из единства постоянно изливается многообразие, которое имеет оправдание в этом единстве и всегда снова может быть в нем интегрировано.

Ханс Урс фон Бальтазар

Религиоведение / Религия, религиозная литература / Образование и наука
Сердце мира
Сердце мира

С того лета, когда на берегах озера в моих родных краях я написал эту книгу, прошло уже почти пятьдесят лет. Пожилому человеку трудно судить о том, говорит ли сегодня что-либо и кому-либо лирический стиль этой работы, но духовное содержание книги, которое решило предстать здесь в своих юношеских одеяниях, осталось с течением времени неизменным. Тот, кто чутко вслушивается, способен, как и тогда, расслышать в грохоте нашего мира равномерное биение Сердца — возможно, именно потому, что, чем сильнее мы пытаемся заглушить это биение, тем спокойней, упорнее и вернее оно напоминает о себе. И нашей уверенности в своих силах, и нашей беспомощности оно является как ни с чем не сравнимое единство силы и бессилия — то единство, которое, в конечном итоге, и есть сущность любви. И эта юношеская работа посвящается прежде всего юношеству.Июнь 1988 г. Ханс Бальтазар

Антон Дмитриевич Емельянов , АРТЕМ КАМЕНИСТЫЙ , Сергей Анатольевич Савинов , Ханс Урс фон Бальтазар , Элла Крылова

Приключения / Самиздат, сетевая литература / Религия, религиозная литература / Фэнтези / Религия / Эзотерика / Исторические приключения
Книга Вечной Премудрости
Книга Вечной Премудрости

В книге впервые публикуется полный перевод на русский язык сочинения немецкого средневекового мистика Генриха Сузо (ок. 1295–1366 гг.) «Книга Вечной Премудрости», содержание которого сам автор характеризовал такими словами: «Книга эта преследует цель снова распалить любовь к Богу в сердцах, в которых она в последнее время начала было угасать. Предмет ее от начала до самого конца – Страсти Господа нашего Иисуса Христа, которые претерпел Он из любви. Она показывает, как следует благочестивому человеку по мере сил усердствовать, чтобы соответствовать этому образцу. Она рассказывает также о подобающем прославлении и невыразимых страданиях Пречистой Царицы Небесной». Перевод сопровождает исследование М.Л. Хорькова о месте и значении творчества Генриха Сузо в истории средневековой духовной литературы. В приложении впервые публикуются избранные рукописные материалы, иллюстрирующие многообразие форм рецепции текстов Генриха Сузо в эпоху позднего Средневековья.

Генрих Сузо

Средневековая классическая проза / Религия / Эзотерика

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное