Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Потом, в слезах: «Обманчиво маня,
Мои шаги влекла тщета земная,
Когда ваш облик скрылся от меня».

Данте «в слезах» произносит (Помните Франческу? «Слова и слезы расточу сполна»): «Когда твой облик скрылся в смерти, „тщета земная“ (тщета — это преходящие, каждодневные события, осязаемые, ощутимые, доступные чувствам) своим обманчивым притяжением совратила мой путь. Иными словами, когда твое лицо скрылось, я забыл о том, чего жаждал на самом деле, и остановился на черте „стоп“, то есть на грехе. Я изменил направление своего пути».

Помните Паоло и Франческу? «Какая нега и мечта какая / Их привела на этот горький путь!» Здесь постоянно встречаются отсылки к другой песни, подчеркивающие, что герои находились в сходных обстоятельствах. Однако очевиден контраст. У Франчески и Паоло счастье позади, Франческа оплакивает его: «Тот страждет высшей мукой, / Кто радостные помнит времена / В несчастии». У них все могло получиться, но их счастье осталось позади, потому что победило зло и они оказались в аду. Данте же, напротив, предстоит перед благом, перед лицом Беатриче (пусть она даже во гневе и осыпает его упреками) и плачет от скорби о совершенном зле. Это поворот! Это другой путь, другой взгляд. Ты можешь предстоять перед собственным сегодняшним злом и тонуть в воспоминаниях о том, как все было прекрасно и истинно, — но сегодня уже ничто не истинно, все ложь и иллюзия. Или же ты предстоишь перед столь великим благом, что даже острая боль, которую ты ощущаешь, полна бесконечного милосердия. Зло, которое прощается силой действующего блага, или благо, которое отрицается силой действующего зла, — вот граница между чистилищем и адом. Тебе решать, какой из этих двух путей станет твоим в отношении с жизнью, миром, людьми.

В чем разница между ними? Данте может сказать о себе: «Я доверился тому, кто пришел за мной. В одиночку я был бы не лучше их, но я доверился тому, кто пришел за мной». Возможно, и с ними рядом был кто-то, кому они могли довериться, на кого могли опереться, чтобы выйти из сумрачного леса своей страсти. Но они не доверились, не положились на того, кто мог сказать им: «Вам нужно выбрать новую дорогу», не эта дорога приведет вас к счастью. В одиночку люди неспособны выйти из сумрачного леса своей немощи; разница между ними в том, что кто-то признает потребность довериться руке другого, присутствию друга, указывающего иной путь, а кто-то решает остаться в рамках собственной меры.

И мне она: Таясь иль отрицая,
Ты обмануть не мог бы Судию,
Который судит, все деянья зная.
Но если кто признал вину свою
Своим же ртом, то на суде точило
Вращается навстречу лезвию.

Бог уже все знает, нет, Ему ничего не надо объяснять. Это мы нуждаемся в том, чтобы подойти к человеку и сказать ему: «Я совершил то-то и то-то», — вместо того чтобы играть в психологические игры и искать себе разного рода оправдания. И, когда кто-либо признает «вину свою / Своим же ртом», всякий раз, когда человек называет свою вину «на суде», то есть в раю, «точило / Вращается навстречу лезвию». Что это значит? В исследованиях, которые мне доводилось читать, слова о точиле трактуются так: меч располагается не по ходу шлифовального колеса, а против него, так что лезвие притупляется и уже не причиняет такой боли; Божий суд смягчается, он уже не столь жесток.

Но мне кажется, что «точило» — это Сам Бог, непрерывное движение Небес в раю; и тогда получается, что, если грешник исповедуется в совершенном зле, Бог направляет лезвие на Самого Себя, то есть вновь распинает Своего Сына ради покаявшегося грешника. Вновь и вновь происходит тайна обновления милосердия, вновь и вновь Бог отдает жизнь за наши грехи.

И все же, чтоб тебе стыднее было,
Заблудшему, и чтоб тебя опять,
Как прежде, песнь сирен не обольстила,
Не сея слез, внимай мне, чтоб узнать,
Куда мой образ, ставший горстью пыли,
Твои шаги был должен направлять.

[ «И все же, чтобы испытать сокрушение, соразмерное твоему греху, и чтобы в следующий раз, услышав сирен, то есть идольские искушения, устоять, прекрати лить слезы и послушай меня. Я объясню тебе, почему моя смерть должна была научить тебя полной противоположности тому, что ты сделал.]