Дар Авирвэля

Под натиском размышлений Артур начал подумывать о побеге. И единственное, что остановило его — пропажа Мерлина, о чьём возможном местоположении знал один только Айва. Но когда добрый друг снова найдётся… Артур с радостью предвкушал, как они сбегут ото всех, глубоко-глубоко в леса, и будут жить вдвоём, не обременённые мирскими заботами! О, эти мысли грели юную душу подобно угасающему костру. Но до этого момента надо вести себя дружелюбно, — чтобы не вызвать у проницательного мужчины и мельчайшие подозрения. Рассуждая об этом, Артур несколько раз поймал себя на неприятной мысли: в реальности он оказался куда более подлым человеком, а то, что он корчил из себя среди людей, легко рассыпалось в прах от единого удара о камень реальности. Вся та честность, принципиальность, верность и прочие сладкие слова оказались обычными словами… и нужно было что-то с этим сделать. Пусть ложь и предательство помогли бы выбраться из столь неприятной ситуации, но юноша решил действовать наперекор инстинкту самосохранения! Весьма неразумно делать так в «диких условиях», — и он понимал это, — но как ещё можно доказать себе, что «сильный дух» является чем-то большим, нежели обычным словосочетанием?

Вскоре небо действительно прояснилось. Многодневные тучи покинули его, направившись вдаль, и солнце выглянуло на светло-жёлтом небе, обрисовывая путникам хорошее настроение. Когда Айва и Киама проснулись, они обнаружили, что Артур только-только погрузился в дрёму. Однако, в отличие от самого юноши, который бы обождал ещё несколько часов, прежде чем знакомые проснутся сами, его выдернули из темноты и заставили идти дальше. Впрочем, он не противился. Ведь где-то там, в неизвестном месте, ждёт своего спасения маленький бигль…

Они остановились всего раз, чтобы насобирать лесные ягоды: зелёные, пупырчатые, с чёрными пятнами, и очень вкусные! Слегка вязкие, как ежевика, но имеющие привкус то ли чёрной смородины, то ли крыжовника, они моментально стали любимыми ягодами Артура. Он без конца наслаждался ими, объедая один куст за другим, и ввергал своих спутников то в смех, то в удивление. А под конец, когда почти все плодородные кусты облысели, они напились из близ текущего родника и вновь двинулись к цели. Лучший завтрак увенчался потрясающей погодой, которая скрывалась за огромными тучами на протяжении нескольких дней. И настроение сделалось такое хорошее, что любые горести испарились и вознеслись к ясному небу, утверждая мысль о том, что любимый пёс обязательно найдётся!

Они добрались до пугающей чащобы, когда солнце начало закатываться за горизонт. Надвигающаяся темень делала сухие стволы, голые кусты и вязкие болота ещё более жуткими, чем они являлись на деле. Неподалёку определённо каркал самый настоящий ворон, а ещё дальше — звенели неизвестные насекомые. Айва ничуть не успокоил затаившийся страх Артура, рассказав о том, что ахары — именно так он нарёк этих звенящих тварей — поют в предвкушении охоты. И чёрт знает, как они выглядят, ведь в темнеющем пространстве из виду пропадали даже собственные руки! Пришлось домысливать образы абстрактных ахар самостоятельно, и это привело к новой волне подкравшегося ужаса: большие насекомые с клешнями и крепкими челюстями, с ядовитыми зубцами и звенящими крыльями… На момент в отчаянно-отважном юноше проснулся инсектофоб, которого он старательно избегал на протяжении долгих лет, позволяя самым гадким гадам ползать по дрожащим рукам.

Случилось так, что они чуть не увязли в болоте. В неглубоком, всего по колено, но с рыхлой донной грязью и очередными ползучими тварями, норовящими то ли покусать незваных гостей, то ли скрыться от них в свои мрачные мокрые убежища. Ощущения не из приятных — такой вывод сделал Артур. Даже будучи самым высоким из всех присутствующих (и, как следствие, имеющим больше шансов на выживание в зыбучей трясине), он постоянно морщился, оглядывался и подрагивал от любого дуновения бессовестного ветра. Жижа рвотного оттенка не щадила ни одежду, ни кожу: просачиваясь сквозь предназначенные для подобных похождений берцы, тина и некое подобие жидкости морозили гладкую кожу, слепляли её с некогда просторными джинсами и замедляли шаг. Сложно представить то омерзение и гадливость, с которыми Артур шёл вперёд, еле-еле перебирая вязнущие в болотной паутине ноги. В этот момент он не задумывался над тем, что чувствуют его более подготовленные знакомые. Но, справедливости ради стоит отметить, что их держали не менее отвратительные ощущения. А Киама, платье которой окончательно преобразилось в нечто пугающее, изнывала от своего маленького несчастья даже больше, чем Артур. Её голые ноги безвозвратно утеряли свою красоту, а потрясающий наряд отныне потрясал лишь своей ущербностью и бесценностью. Какая-то большая часть её борющегося сознания жалела о принятом решении уйти от «господина», что так великодушно предоставлял ей все блага и радости материального мира!