Дар милосердия

Раздался оглушительный смех. Смеялся доктор Лэнгли. К нему присоединилась мисс Стаунтон, потом кто-то еще. А вскоре хохотали все без исключения.

— Влюбилась? Она? — всхлипывал Лэнгли.

Опять смех, удаляющиеся шаги. Тишина…

Мисс Браун вытянулась на койке, заложив руки за голову, и уставилась в потолок, откуда ехидно скалилась флуоресцентная лампа.

Так она пролежала несколько часов, не шелохнувшись. Потом встала и начала одеваться. Как всегда, тщательно причесалась, накрасилась, понимая всю тщетность своих усилий. В ее случае все напрасно.

На сей раз она прихватила самое тяжелое пресс-папье, водрузила его аккурат посередине стопки бумаг и решительно принялась за дело.

Перепечатала отчеты мистера Смизерса, доктора Лэнгли и уже добралась до середины записулек мисс Помрой, но привычка взяла верх. Взгляд вновь заскользил по равнине и манящей гряде холмов.

За самым дальним холмом, на краю зеленеющего поля, раскинулась маленькая деревушка с опрятными розовыми домиками, чистенькими улицами и сияющими шпилями церквей. Деревушка буквально дышала покоем и радушием. Гостей там встречают с распростертыми объятиями, не судят по внешности, не высмеивают и не издеваются.

Гневно тряхнув головой, она вернулась к неразборчивым пометкам мисс Помрой и даже не заметила исчезновения пресс-папье, а, когда заметила, было слишком поздно. Воспользовавшись случаем, коварный ветер разметал бумаги по земле. И она опять закружилась в танце, ощущая невероятную легкость во всем теле. Прическа растрепалась, пряди волос падали на лицо.

Скетч, по обыкновению, дожидался у стола. И пресс-папье оказалось на месте.

— Ненавижу, — выдохнула мисс Браун, глядя в круглые-прекруглые глаза. — Не желаю тебя больше видеть!

Он как-то странно смотрел на нее. Контуры нарисованного тела будто трепетали на ветру.

— Свалился на мою голову! Только все испортил. Зачем? Я спрашиваю, зачем?

— Хотел посмотреть, как вы танцуете.

— Ты и так мог смотреть, как я танцую… подбираю бумажки… не важно. Зачем эта глупая картинка, зачем разговоры?

— Мне хотелось сказать, как вы прекрасно танцуете.

— В жизни танцевать не умела, — в отчаянии прошептала мисс Браун. — Никто и никогда не хотел смотреть, как я танцую. Никто не хотел танцевать со мной. И вряд ли когда-нибудь захочет.

— Еще я хотел сказать, что вы удивительно красивая.

Вдруг она зарыдала, вспомнив и злосчастный выпускной, где впервые познакомилась с одиночеством, и свое первое свидание. Как сидела на скамейке под проливным апрельским дождем и все ждала, ждала. Нарядное пальто насквозь промокло, ледяной холод проникал в самое сердце. Наконец — мучительные часы на узкой койке и голос доктора Лэнгли, твердивший одно и то же: «Чудовище. Что творится с нашим чудовищем?».

— Совсем забыл, в своем мире я работаю ценителем, — произнес Скетч с несвойственной ему интонацией. Правда, картинкам интонации вообще не свойственны. Не дождавшись ответа, продолжил:

— Я — ценитель красоты. Вот вы связываете воедино крошечные рассеянные символы с клавиатуры, а моя работа — ценить красоту.

Рыдания прекратились, только на щеках не просохли слезинки. От стыда ей хотелось убежать, запереться в каюте и…

— Не уходите, пожалуйста. Позвольте мне рассказать о красоте.

— Хорошо, — сдалась мисс Браун.

— Красота есть результат восприятия симметрии, который варьируется в зависимости от полноты восприятия. Соответственно, для объективного результата требуется полное восприятие. К сожалению, неопытные расы не в состоянии различить тонкую грань между симметрией предмета и симметрией разумного существа. У первых симметрия трехмерная, а у вторых — четырехмерная. Характеристики предмета — это длина, ширина и высота. У разумного существа все то же самое плюс личность. Для восприятия человека недостаточно трех измерений, как для предмета недостаточно двух. Понимаете?

— Кажется, да. По крайней мере, логика ясна.

— Дело не в логике. Я ценитель красоты… и по совместительству ее творец. Хотя «творец» — сильно сказано, я лишь помогаю увидеть красоту. Понятие красоты складывается на высшем этапе развития расы. Увы, все расы в своем младенчестве совершают одну и ту же чудовищную ошибку: они вечно недовольны результатом, хотя подлинная причина кроется в неправильном восприятии. Да, я творец красоты, но сделать вас красивой не в моей власти. Можно лишь заставить ваше общество понять, насколько прекрасны вы и тысячи вам подобных.

Повисла долгая пауза. Стих даже ветер, только легкая рябь пробегала по траве. Мисс Браун молчала, пытаясь заглянуть в глубину нарисованных глаз абстрактной картинки.

— Жаль… — начал Скетч и осекся. — Жаль, что наши реальности не совпадают, — выдал он наконец, — и вы не можете увидеть, какой я на самом деле. Художник из меня отвратительный, карикатурист еще куда ни шло.

— Не говорите так! — поспешила вставить мисс Браун. — Вы великолепно рисуете.

— Благодарю. Ну, мне пора.

— Сегодня корабль улетает. Возможно, вы никогда больше не увидите меня… и мой танец.

— Знаю. Я буду очень скучать по вас, мисс Браун.

В тот же миг заработал невидимый ластик.

— Подожди! Не исчезай!