Дар милосердия

— Не холодно ему! — возмутилась мисс Хаскелл, посторонившись и придерживая дверь. — Да ты почти уже снеговик. — Лицо и руки мальчика и впрямь были белые как мел. — Садись, сейчас налью чаю. Как тебя зовут?

— Отелис. — Гость с нескрываемым любопытством разглядывал тесную кухоньку, уделив особое внимание расстановке стульев. Пенелопа в это время находилась за плитой, занятая молоком.

— Вот так имечко, — фыркнула мисс Хаскелл. — Нынешние родители совсем с ума посходили. Живешь неподалеку?

— В некотором роде. — Мальчик опустился в кресло-качалку у окна с видом на океан. — В каком-то смысле, я живу совсем близко.

Мисс Хаскелл тем временем гадала, почему гость так и не снял шапку. Видно, родители и впрямь разучились воспитывать детей, а заодно — одевать по погоде! Да и шапка — одно название, связана из каких-то серебристых ниточек, тонких как проволока. Даже уши не прикрывает!

— В мои годы всех соседей и не упомнить, — вздохнула она. — Тело быстро стареет, а годы несутся — и глазом моргнуть не успеешь.

— По-моему, вы не очень старая, — заметил Отелис.

— Шестьдесят пять стукнуло!

— Разве это много?.. Ой!

Мисс Хаскелл рылась в буфете в поисках ложек, а обернувшись, вздрогнула от неожиданности — гость сжался в кресле, разинув рот. Его расширившиеся — теперь вне всякого сомнения — глаза были прикованы к полу.

— Господи, да что с тобой?

Не дождавшись ответа, мисс Хаскелл проследила взгляд мальчика, ожидая увидеть саблезубого тигра как минимум, но это была Пенелопа. Она выбралась из-за плиты и с видом полноправной хозяйки шествовала к креслу-качалке. Подойдя ближе, помедлила, задумчиво изучая незнакомца. Отелис вжался в спинку кресла, его серые глаза, казалось, занимали уже все лицо.

— Ты что, кошек никогда не видел? — удивилась мисс Хаскелл.

Одним прыжком Пенелопа очутилась на коленях у гостя. Тот оцепенел и еще плотнее вжался в кресло, белые пальцы напряженно вцепились в подлокотники. Затем, поняв, что животное не претендует на большее, чем на колени, мальчик заметно успокоился и, когда кошка уютно свернулась калачиком, осторожно погладил мягкое пульсирующее тельце.

— Она издает звуки! — изумленно воскликнул он.

— Конечно, она мурлычет, — проворчала мисс Хаскелл. — Ради всего святого, неужели ты никогда не слышал, как мурлычут кошки? Городской что ли?

— Боюсь, я ничего не знаю о кошках. Упустил из виду. Зато у меня большие успехи в океанографии. Собственно, потому мое планетное сочинение и удостоилось поощрительной оценки.

— Ну точно городской, — заключила мисс Хаскелл. — Учишь всякие премудрости, а про обычных кошек не знаешь! — Она сняла чайник с плиты и разлила по чашкам кипяток. — Я буду без всего, а тебе могу добавить Пенелопиного молока. И сахар, разумеется. Все мальчики любят сахар.

— Спасибо, я буду как вы, — быстро вставил Отелис, следя за каждым движением хозяйки, словно пытаясь понять принцип чаепития.

— Тогда аккуратней! Чай очень горячий. — Она поднесла чашку к губам и сделала маленький глоток. Отелис в точности повторил процедуру и слишком поспешно, как показалось мисс Хаскелл, поставил чашку на блюдце, коснувшись рукой счета, лежавшего на столе. Взял его и стал рассматривать, будто хотел занять себя чем угодно, лишь бы не чаем.

— А это что?

— Счет от молочника… и, боюсь, смертный приговор Пенелопе. — Мисс Хаскелл заметно сникла. — Не оплачу в этом месяце, никаких «Просьб» больше не будет. Оставят без молока, и все.

— И Пенелопа умрет? — серые глаза максимально увеличились в окружности.

— Наверняка, если молока не будет.

Мальчик уставился на серый лоснящийся клубок, примостившийся у него на коленях, и ласково погладил мягкую спинку. Кухню наполнило довольное урчание.

— Какое очаровательное создание! Нельзя, чтобы она умерла. Это несправедливо.

— В мире много несправедливости, — вздохнула мисс Хаскелл. — Тут уж ничего не попишешь. И хватит этих разговоров, — встрепенулась она. — Брюзжу как старуха, жалуюсь ребенку на свои неурядицы. Лучше пей чай и забудь про Пенелопу.

— Странно, как я упустил кошек, — рассеяно пробормотал Отелис. Потом вдруг устремил взгляд в окно, на мрачные просторы океана, темнеющие сквозь пургу.

На мальчишеском лице застыло какое-то упрямое выражение, глаза смотрели отстраненно. Долгое время он сидел не шелохнувшись, потом снова нежно взглянул на Пенелопу.

— Мне всегда нравились океаны, — протянул Отелис. — Не знаю почему. Может, потому, что они такие большие?

— Какая связь между океаном и кошками? — подняла брови мисс Хаскелл.

Губы мальчика дрогнули в улыбке. Печальной, сказала бы мисс Хаскелл, но уж слишком безмятежен был его взор.

— Связь самая прямая. — Отелис поднялся, заботливо опустив Пенелопу на пол. Он как будто стал выше ростом. — Мне пора. Большое спасибо за чай.

— На здоровье, — кивнула мисс Хаскелл. — Да ты и не пил толком.

Он снова взял счет и долго, пристально рассматривал. Серебристые волокна его чудной шапки, казалось, сияли. Наконец, он положил листок обратно на стол и направился к выходу.

— Сразу домой! — поучала мисс Хаскелл, открывая дверь. — Не дай бог, увижу, что ты торчишь на морозе!