Даруй им покой

Сев на ближайшую к окну скамью, Дирхарт какое-то время просто смотрел на лежащий на его ладони сверток, отнявший жизнь его друга, тело которого лежало в соседнем приделе. Смотрел, уже догадываясь, что в нем. Потом разорвал шнурок и расправил на колене детскую крестильную рубашку из тончайшего, отделанного дорогим кружевом шелка. Белую ткань покрывали высохшие пятна крови.

Подняв взгляд на мозаику высокого стрельчатого окна, Дирхарт подумал, что все произошедшие события – как стеклышки такой же мозаики, перемешанные в его руках. И чтобы сложить из них цельную картину, ему не хватает лишь одного…

* * *

Джон смотрел на своего хозяина, сидевшего с прикрытыми глазами, прислонившись боком к стене и закинув ноги на соседний стул. Только сейчас его поза не казалась дерзкой или вальяжной. Сейчас Дирхарт выглядел усталым до болезненности. Внезапно Джон почувствовал страшную обиду за своего хозяина. И правда – чем он отличался от этих дворян, с которыми так хотел сравняться? На фоне белой стены четко выделялся его профиль – прямой нос с гордой переносицей, в меру высокий лоб, красиво очерченный подбородок. Если это не благородная внешность, то какая тогда – благородная? Впрочем, руки… Дирхарт обмолвился как-то раз, что когда ему не хватало на выпивку, то он на спор разогнул подряд несколько подков – ну и благодарные зрители не поскупились на угощение. Так вот, достаточно было взглянуть на его руки, чтобы понять – не врет…

– Ну что ты меня разглядываешь, Джон? – спросил Дирхарт, не поднимая век. – Я ж не девка.

– Да так, господин… Вы не обижайтесь на то, что я сейчас скажу, но…

Джон уже хотел прямо высказать все, о чем только что думал, но вовремя прикусил язык, не желая давить на больное, и вместо этого сказал:

– Дура эта мистрис Маргарет, вот что!

– Не дура, – едва заметно усмехнулся Дирхарт.

– Что, согласилась-таки? – притворно удивился Джон, хотя прекрасно знал то, о чем с упоением судачили слуги.

Дирхарт снова усмехнулся.

– Вот представь, Джон… а хотя нет, не представляй, а просто скажи – что может заставить скрывать смерть родственника, которого ты любил? И в смерти которого тебя никто не будет обвинять?

– Ох, господин, опять вы за свое! Не знаю.

– Представь, что нет никакой корысти в том, чтобы скрывать эту смерть… а ее все ж таки скрывают.

– Но корысть-то есть! Барон же титул унаследовал и все земли, а вы его чуть ли не святым пытаетесь выставить. Хотя понятно почему: он вас к себе приблизил, дал попробовать этой жизни, которой вам всегда хотелось, вот вы и стараетесь…

– Джон!

Дирхарт обратился к слуге очень тихо и, не сказав больше ничего, снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. В его спокойном голосе не было угрозы, не было предупреждения, даже недовольства особо не чувствовалось, но Джону мучительно захотелось вернуть сказанное.

– Так, говорите, корысти никакой нет и опасности тоже? – переспросил он уже другим тоном. – Ну, тогда, может…

Джон замолчал, изо всех сил стараясь придумать хоть что-нибудь, но на ум ничего не приходило. И вдруг его осенило.

– Может, там позорное что-то? Может, смерть нехорошая, вот и приходится ее скрывать.

Дирхарт открыл глаза и выпрямился на стуле.

– Продолжай. Что значит – нехорошая?

– Ну, я же говорю – позорная. Например, если бы моего родственника подвергли какой-нибудь позорной казни… то есть у меня такого родственника нет, который бы подобное заслужил. Но вот если бы был, и его б не просто повесили, а потом оскопили и выпотрошили, то да, я бы это скрывал.

– Хм… смысл во всем этом есть. Хотя вряд ли подобное может быть применимо к баронам Донованам.

Дирхарт сбросил ноги на пол и поднялся, повернувшись к слуге лицом.

– Так я и не намекал, боже упаси… – начал тот и осекся. – Ой, господин! Вам что, глаз кто-то подбил?

V Пропавший клинок

Хоть дуэль должна была состояться ближе к рассвету, Дирхарт с Коулом вышли за крепостную стену вместе с осветившей башни вечерней зарей. О предстоящем поединке Дирхарт не задумывался. За несколько лет, прошедших после того, как он покинул родную деревню и стер со своей жизни ее отпечаток, ему столько раз приходилось драться, что даже умей он хорошо считать, то все равно очень быстро бы сбился. Секретарь же барона был для не знавшего грамоты Дирхарта незначительной книжной букашкой, неудачником, не способным ни носить оружие, ни держаться в седле, ни завоевать женщину. И уж тем более не умеющим вести себя как дворянин, что самому Дирхарту удавалось как нельзя лучше.

Он прикрыл рукой глаза от закатных лучей и взглянул на благородный профиль идущего рядом Коула. Очень некстати в памяти всплыли слова Джона о том, что случилось бы, узнай все, кем был Дирхарт на самом деле.