Дарвиновская революция

Подходя в проблеме, поднятой Мальтусом, Спенсер заявляет, что способность поддержания и сохранения индивидуальной жизни обратно пропорциональна способности к воспроизводству (1852b, с. 498). Хотя, как хорошо известно, это утверждение априорно, Спенсер все же считает благоразумным найти для него полновесное эмпирическое оправдание. Очевидно, все вращается вокруг того обстоятельства, что силы, вложенные в воспроизведение потомства, берутся или, точнее, изымаются у самого индивидуума. Например, чрезмерная выработка сперматозоидов часто сопряжена у мужчин с головной болью и «влечет за собой отупение; в случае если это расстройство не будет устранено, это может привести к слабоумию, а иногда и к безумию» (1852b, с. 493). Хотя это больше того, что можно ожидать от холостяка викторианской эпохи, чуть позже мы увидим, что этот ход размышлений оказал влияние и на Дарвина, ибо утверждение Спенсера непосредственно вытекает из его убеждения (разделяемого Дарвином), что в производстве зародышевых клеток участвует все тело, особенно мозг, а не только половые клетки. Правда, Спенсер не идет дальше, а вполне удовлетворяется тем, что строит свои доводы на сходстве химического состава сперматозоидов и мозга.

Далее Спенсер указывает на очевидную связь между физиологической и социальной эволюцией человечества. У представителей продвинутых цивилизаций, говорит он, в частности у англичан, мозг намного больше, чем у дикарей. Как такое возможно и почему? Несомненно, причина этого – рост народонаселения. Англия обладает меньшими ресурсами, чем места обитания дикарей, и чтобы завладеть этими ресурсами, нужно приложить усилие; следовательно, предыдущие поколения англичан, сражаясь за «место под солнцем» среди растущего населения, напрягали свои умственные способности и нравственное чувство в гораздо большей мере, чем другие; в конце концов это привело к расширению и ума, и нравственности, и таким образом путем наследования приобретенных характеристик (в полном соответствии с Ламарком) англичане сумели развиться до более высокой формы.

Для ровного счета Спенсер пускается в размышления, предвосхищающие естественный отбор: «Человечество, в свою очередь, более или менее тоже подчиняется описанной дисциплине…, но выживают в конце концов только те, кто действительно развивается» (1852b, с. 499). Следовательно, «в среднем получается, что преждевременно выбракованными должны оказаться те, у кого способность самосохранения наименьшая; отсюда с неизбежностью следует, что оставшиеся, на ком лежит обязанность продолжить расу, – это те, у кого способность самосохранения наибольшая, – избранники своего поколения» (1852b, с. 500). И, доказывая, что он викторианец не только в вопросах пола, Спенсер приводит в качестве наихудшего примера ирландцев, которые так и не сумели развиться.

Отсюда следует вполне очевидный вывод: по мере того как мы прогрессируем и восходим вверх по эволюционной лестнице, наша способность к воспроизводству падает, и в конце концов мы достигаем равновесия, обусловленного чем угодно, но только не отходом от мальтузианства. После того как культура и ум будут доведены до высшей точки, а «все процессы удовлетворения человеческих потребностей – до высшего совершенства», «рост народонаселения… должен мало-помалу сойти на нет» (1852b, с. 501). Короче говоря, с приходом Homo britannicus эволюция, по мнению Спенсера, достигает своей высшей кульминации.

И завершим мы наш обзор Баденом Поуэллом. В конце 1840-х годов Баден Поуэлл уже был эволюционистом, но публично о своей позиции он заявил в 1855-м. Пожалуй, звание англиканского богослова и чин оксфордского профессора имели куда больший вес в этом деле, чем все, что он написал, ибо его работы, в сущности, не содержали ничего такого, о чем бы не было уже сказано прежде. Признав, что «Следы…» буквально «изрешечены» проблемами, Поуэлл, тем не менее, открыто поддержал центральное послание книги – трансмутационизм. Более того, он даже не скрывал, почему его поддерживает. Бог, творя мироздание – и мы должны это признать, – действует как производственник, опираясь на незыблемые законы собственного производства, и Поуэлл где только можно отдает должное этому Богу-производственнику: «Как машинное производство тканей свидетельствует о более высоком уровне разума, чем производство ручное или мануфактурное, точно так же и мир, развивающийся под действием целой череды надлежаще выстроенных физических причин, более свидетельствует о Высшем разуме, чем тот, в структуре которого мы не можем выявить признаки подобного прогрессивного действа» (Поуэлл, 1855, с. 272).