Дарвиновская революция

Религия – вот что вывело полемику о дарвинизме за рамки науки, особенно после того, как спор от научных тем перешел к вопросу, не посягают ли идеи Дарвина на религиозные истины и не противоречат ли им. Однако в 1860-х годах шум вокруг идей Дарвина был только частью обширных религиозных дебатов, ведшихся в стране (Бенн, 1906), причем довольно малой частью, ибо волна немецкого религиозного критицизма докатилась до Британии только в начале десятилетия. Первыми появились «Очерки и обозрения», вышедшие в свет в феврале 1860 года, то есть вскоре после публикации «Происхождения видов». Эта работа представляла собой компиляцию трудов, вышедших из-под пера семи либеральных англиканцев (из них только один был рядовым мирянином), и была посвящена исследованию того, какое влияние оказал на восприятие Библии немецкий критический метод, а также защите менее догматичного и менее консервативного христианства. В нее входил очерк Бадена Поуэлла, который протестовал против попыток сделать религиозную веру зависимой от буквального понимания библейских чудес; очерк Джоветта, писавшего о необходимости разумного подхода к пониманию Священного Писания; и еще один очерк, написанный Марком Паттисоном, который нарисовал картину развития религиозной мысли в самом начале XVIII века, давая ясно понять, что продолжение этого развития следует ожидать и во второй половине XIX века. Хотя авторы, чьи произведения вошли в том, принадлежали преимущественно к духовному сословию (а, возможно, именно в силу этого), книга вызвала огромный общественный резонанс, и консерваторы всех мастей, какие только были в лоне церкви, поторопились тут же предать ее анафеме. Оксфордский епископ Сэмюель Уилберфорс в «Куотерли ревью» обрушил на нее громы и молнии, архиепископ Кентерберийский публично изобличил ее как еретическую, и сразу вслед за этим начались судебные преследования еретиков, правда, кончившиеся ничем.

Словно судьбе было этого мало, разразилась шумиха вокруг епископа Коленсо из Наталя, который хоть и был колониальным епископом, но все же епископом, а не кем-нибудь. Снискавший славу как автор учебников по арифметике, Коленсо в ответ на вопросы мирян обратил свой талант на исследование Ветхого Завета, обнаружив, к немалому своему удивлению, что многие библейские истории неверны. Он вычислил, например, что человека, громко читавшего молитву, слышали ни много ни мало, а два миллиона человек (даже с плачущими детьми), что у шести мужей было 2748 сыновей и что каждый священнослужитель, должно быть, съедал в день 88 голубей. Представив все эти вычисления, Коленсо, как и авторы «Очерков и обозрений», призвал к более свободному толкованию Библии и, как и они, стал эпицентром шторма теологических споров.

Поневоле возникает вопрос: почему же эти труды вызвали столь большую шумиху и создали столько проблем? Ведь люди, вроде Седжвика и Уэвелла годами занимали либеральную позицию по отношению к Библии, и хотя находились те, кто им на это пенял, но пенявшие не принадлежали к церковной иерархии. Ответ прост: эти либерально мыслившие духовные лица угрожали тому самому компромиссу, который в свое время узаконили седжвики и уэвеллы: отдайте на откуп науке период, предшествовавший появлению человека, а мы признаем истинность библейских событий в период, последовавший после. Это можно было бы назвать разумным переосмыслением вселенского Потопа, но оно, на удивление, прекрасно прижилось. Теперь же Коленсо своими вычислениями угрожал стабильности всего периода царствования человека, а раз уж гниение началось, то кто может сказать, где оно кончится и кончится ли?