Дарвиновская революция

Разумеется, спор по поводу библейского критицизма разразился в момент, не самый благоприятный для Дарвина и его теории. Но все могло бы быть гораздо хуже, ибо, приди эти новые, угрожающие старым догмам идеи не из Британии, а, скажем, из Германии и из области не геологии, а биологии, они бы еще больше восстановили против себя церковников. Но хотя справедливо то, что некоторые реакции на дарвинизм на фоне общего бедствия прозвучали еще пронзительнее и резче, справедливо, однако, и другое – что Дарвин и его идеи (по крайней мере те, которые касались эволюции) немало выиграли от борьбы вокруг «Очерков и обзоров» и епископа Коленсо. Ибо консервативные церковники – особенно те, которые изначально собирались отречься от идей Дарвина, не пожелав иметь с ними ничего общего, – эти церковники не смогли уделить всего внимания борьбе против «Происхождения видов». Некий корреспондент писал из Оксфорда в 1861 году: «Эта книга [«Происхождение видов»], стала бы (в чем у меня нет сомнения) предметом грандиозной шумихи, если бы не та еще бо́льшая шумиха, которая поднялась вокруг “Очерков и обозрений”» (Эббот и Кемпбелл, 1897, 1:291). Возможно, представители научного сообщества оказались более свободными по отношению к некоторым вещам, таким, например, как принятие эволюционизма, только потому, что та общественная группа, которая беспокоила их больше всего, – консервативные церковники, – направляла свою энергию на что-то другое. Но был и другой аспект, который благоприятствовал Дарвину и его идеям в еще большей степени. Как показала развернувшаяся полемика, к началу 1860-х годов все более растущее число викторианцев уже не могли принимать догматическую религию, основанную на буквальном понимании описанных в Библии событий. Если такой ведущий поэт и эссеист того времени, как Мэтью Арнольд (1873, с. 23), отзывался о религии как о чем-то исключительном, как об «этике возвышенной, пламенной, озаренной чувством», то эволюционист мог бы добавить к нему и сердце.

Среди людей, принадлежавших науке, те из них, кто относился к религии вполне серьезно, откликнулись на идеи Дарвина по-разному, начиная от восторженного признания и заканчивая резким неприятием. На одном конце Баден Поуэлл, включивший в свою работу, помещенную в сборнике «Очерки и обозрения» (1860, с. 139), хвалебный отзыв о «Происхождении видов»: «Мастерски сработанный мистером Дарвином том… сейчас на бесспорных основаниях обосновывает тот самый принцип, который в незапамятные времена был осужден первыми натуралистами, – происхождение видов под действием естественных причин: труд, который вскоре должен произвести целую революцию в общественном мнении в пользу великого принципа саморазвивающихся сил природы». На другом конце Седжвик (1860), заявивший, что доводы Дарвина нисколько не поколебали его позицию, и продолжавший ратовать за чудеса – не за любые чудеса, а за те, которые обосновал Уэвелл в 1840-х годах в своей рецензии на «Следы…» Чемберса. Да, признавал он, несомненно, что возникновением новых видов ведает и управляет некий феноменальный закон, «но здесь под законом я подразумеваю упорядоченную последовательность, а не тот закон, вроде закона всемирного тяготения, согласно которому все фактические движения в нашей системе совершаются с механической последовательностью». Поэтому нет никаких естественных причин, порождающих новые виды, и все, что нам остается, – апеллировать к чудесному Божьему вмешательству, хотя оно нисколько не подразумевает нарушение естественных законов. «Эта гипотеза никак не отменяет и не нарушает действующий закон природы. Она лишь предполагает возникновение нового явления, не учтенного действием какого-либо известного закона природы, и взывает к силе, стоящей за всеми установленными законами и при этом действующей в гармонии и согласии с ними» (1860; в отличие от Уэвелла Седжвик всегда был сукцессионистом).

Впрочем, хватит об общих реакциях – о них сказано более чем достаточно. Ну а как насчет частностей? Даже если не принимать во внимание научные отзывы, в любом случае приходится считаться с двумя реалиями. Во-первых, религиозных людей, пытавшихся бороться с идеями Дарвина, совершенно не волновали такие вещи, как колоссальный возраст Земли, коего требовала теория Дарвина. Мы видели, что Седжвик и Уэвелл никогда не возражали против подобных явлений, хотя многие религиозные люди, конечно же, ухватились за расчеты Кельвина, чтобы с их помощью развенчать Дарвина. На что вострили когти традиционно религиозные люди – это прежде всего человек и конечные причины. Во-вторых, некоторые ученые, такие, в частности, как Гершель и Лайель, пытались найти компромисс между двумя полюсами, представляемыми Седжвиком и Баденом Поуэллом. И обе эти реалии, как мы увидим ниже, действительно имели место.

Человек: факты