Дарвиновская революция

Если Гексли утверждал, что единственный разумный способ доказать какую-либо теорию – это использование эмпирических аналогий из собственного жизненного опыта, то Дарвин чисто рационалистически полагал, что ключевым критерием, подтверждающим истинность теории, является непротиворечивость самой теории. Они рассматривали этот философский вопрос с разных позиций. Разумеется, используя терминологию того времени, Дарвин полагал, что эмпирическая доктрина vera causa сама по себе имеет вес, вот почему он на первое место поставил искусственный отбор и частенько ссылался на него даже после публикации «Происхождения видов». Но, оказавшись под огнем критики из-за якобы полной неуместности эмпирической vera causa, Дарвин доказал, что готов принять (если не требовать) рационалистическую verae causae, ту, что центрируется на непротиворечивости. Это нельзя назвать тотальной сменой образа мыслей, поскольку рационалистическая vera causa как критерий всегда была ему по душе (хотя Гершель, возможно, назвал бы это как-то иначе). Но поскольку этот критерий к тому же выдержал испытание временем, Дарвин испытывал к нему еще больше доверия. Разумеется, самым честным и разумным было бы сказать, что он просто изменил акцентировку. Когда Дарвин стал приверженцем лайелизма, он находился всецело под влиянием эмпирического критерия. Но Уэвелл убедил его, что к рационалистическому критерию тоже следует относиться серьезно, так что Дарвин в своей теории руководствовался обоими критериями, а затем, когда критики придрались к его эмпирическому критерию, он обратился к рационалистическому. Гексли, с другой стороны, настаивал только на эмпирической vera causa. Эта настойчивость особенно наглядно выражена в его письме к другу, преподобному Чарльзу Кингсли. «Он [Дарвин] доказал, что для морфологических видов селективное скрещивание является vera causa; но что оно же является vera causa и для физиологических видов, он еще не доказал»[50].

То, что нам известно о влиянии, которое испытали Дарвин и Гексли, только подтверждает наш вывод о разнице их философских взглядов. На Дарвина оказали влияние Уэвелл и Гершель (интересно, что оба превозносили критерий непротиворечивости, но только Уэвелл основывал на нем свою концепцию vera causa, тогда как Гершель благоволил также и к эмпирическим verae causae). С другой стороны, по собственному признанию Гексли, по духу и убеждениям ему ближе Джон Стюарт Милль. Но Милль в своей «Системе логики» (1875, 2:19) нападает на Уэвелла, отрицая, что непротиворечивость есть бесспорный критерий истинности. Так что было бы неправомерно ожидать от Гексли, что он с энтузиазмом отнесется к непротиворечивости, да он и не относился. В этом контексте представляется логичным, что у Милля сложилось довольно путаное понятие об эволюционной теории – или, по крайней мере, о позиции Дарвина по отношению к этой теории. Высказываясь лестно о Дарвине, Милль добавляет: «Правила индукции касаются лишь условий доказательства. Мистер Дарвин никогда не претендовал на то, что истинность его учения доказана» (Милль, 1875, 2:19). Но как раз на это и претендовал Дарвин. Но он при этом полагался на тот метод подтверждения истинности теорий, который Милль отвергал. Милль уже подошел к той черте, где был готов сказать, что теория Дарвина не так уж нелепа, какой кажется, но его религиозные убеждения помешали этому искреннему признанию (Милль, 1874).