Дарвиновская революция

И все же, несмотря на все эти труды, временами я чувствую, что наследие (Томаса Генри) Гексли дает о себе знать. Ребенок навсегда прощается с родителем, но иногда в полусвете кажется, будто время остановилось. Взгляд, или жест, или тон вызывает лавину воспоминаний. Нет сомнений в том, что эволюционизм сегодня представляет собой нечто гораздо большее, чем просто профессиональную лабораторную науку. Вспомним, сколь популярны фильмы, подобные «Парку юрского периода», которые свидетельствуют о том, что мы, люди, живущие в конце XX столетия, восхищаемся, пленяемся и пугаемся динозавров не меньше, чем наши прапрапрабабушки и прапрапрадедушки. Вспомним, что наука по-прежнему натыкается на противодействие религии или входит с ней в конфликт, и происходит это во многом благодаря усилиям таких антиэволюционистов, как библейские буквалисты, фундаменталисты или креационисты, усилиям, которые, например, привели к принятию в США законов, требующих преподавания в школах Книги Бытия наравне с теорией эволюции, причем это случилось вскоре после первой публикации «Дарвиновской революции» (Рьюз, 1988).

По-прежнему остается страх, что эволюционизм в глазах многих людей выглядит даже не как профессиональная лабораторная наука, а как нечто еще менее значительное. Каждый, кому пришлось проходить курс биологии в колледже, слишком хорошо знает, что всегда после этого курса следует курс по биохимии: он считается необходимым для поступления в медицинский институт, а потому вытесняет курс по общей эволюции, который считается необязательным. Знаменателен тот факт, что в сегодняшней Америке факультетов молекулярной биологии в десять раз больше, чем факультетов истории эволюции (которую обычно связывают с экологией). И дело не только в малом количестве грантов по этой дисциплине, но и в отсутствии должного уважения к ней: в глазах многих ученых старой закалки эволюция по-прежнему слишком «философична», если употреблять этот термин в научно-популярном смысле «второсортности», и пригодна лишь для неполноценных людей или стариков.

Но мы начали понемногу выходить за рамки нашего повествования, поэтому позвольте мне завершить его ссылкой на последний тревожащий меня фактор. Оставляя в стороне нынешнее время, не кажется ли вам, что я, документально подтверждая неудачную попытку Дарвина превратить эволюционизм, с его опорой на естественный отбор, в первоклассную науку, несколько принизил важность и значение дарвиновской революции и ее достижений? Сам я так не считаю, но, в конечном счете, последнее слово за читателем, ибо он – самый непогрешимый судья. Однако прежде чем вы вынесете свое решение, давайте для затравки сравним Чарльза Дарвина с Николаем Коперником, самым знаменитым и почитаемым натурфилософом (ученым-естественником) всех времен. Этот польский каноник XVI века был далеко не первым теоретиком-гелиоцентристом на земле: эта честь по праву принадлежит Аристарху Самосскому, жившему в III веке до Рождества Христова. Если брать частности, то Коперник допустил множество неточностей, которые затем исправили его преемники – Тихо Браге (начертивший точную карту звездного неба), Иоганн Кеплер (доказавший, что планеты вращаются по эллиптическим орбитам) и Галилео Галилей (изготовивший первый телескоп). И наконец, причинно-следственный механизм, лежащий в основе гелиоцентрической теории, выявил не знаменитый автор труда «О вращении небесных сфер» (De Revolutionibus Orbium Coelestium), а Исаак Ньютон, открывший закон всемирного тяготения. Весь этот процесс занял свыше ста лет (Кун, 1957). Однако мы с полным на то основанием чтим Коперника как величайшего ученого своего времени, создавшего труды, значение которых выходит далеко за рамки сферы его исследований. То же самое относится и к Чарльзу Дарвину, который во многом был подобен Копернику, а благодаря отрытому им механизму естественного отбора стал заодно и Ньютоном – по отношению к самому себе. Мы тоже должны почитать Дарвина как величайшего ученого, создавшего труды, значение которых выходит за рамки непосредственной сферы его исследований, подходя к нему пусть и критически, но с должным уважением. Именно к этому я и призываю всех, кто будет читать мою книгу.

Благодарности