Дарвиновская революция

Однако были в то время мыслители, стремившиеся выйти за рамки общепринятых шаблонов и высказать идеи, отвечавшие, по их убеждению, истинному духу Бэкона и Ньютона, то есть стремившиеся продемонстрировать нужную научную методологию и показать критерии, которым должна следовать и с которыми должна сообразовываться настоящая наука. Излишне говорить, что 1830-е годы были тем десятилетием, когда велось повсеместное философствование по поводу науки. В этом разделе я вкратце рассмотрю труды Гершеля и Уэвелла – ученых, являвших собой разительный контраст. А в следующем разделе покажу, как это философствование отразилось, причем существенно, на тех изысканиях в области геологии, которые велись с одобрения научного сообщества.

«Философия естествознания: об общем характере, пользе и принципах исследования природы», самая популярная книжка Джона Гершеля о философии науки, вышла в свет в самом начале 1831 года. Неудивительно, что Гершель в качестве парадигмы взял именно физику, в частности ньютоновскую астрономию, и мы видим, что его философские размышления о науке в целом ярко высвечивают этот несколько предвзятый выбор. Для Гершеля образчиком полновесной научной теории – а именно к ней, собственно, и должна стремиться наука – являлось то, что мы сегодня называем «гипотетико-дедуктивным методом». Гершель рассматривал научные теории как идеальные «системы аксиом», где соответствующие заключения выводятся из нескольких известных аксиом, а научные системы – из других таких же систем (по примеру геометрических), поскольку эти аксиомы (и выведенные из них теории) закономерны. Научные системы претендуют на универсальный охват мира. Хотя логически это не представляется столь уж необходимым, однако считается, что они уточняют (специфицируют) связи, которые должны быть устойчивыми и неизменными в самом строгом смысле этого слова. Как кратко выразил это сам Гершель (1831, с. 36), «каждый закон служит некоей предпосылкой для обстоятельств, которые могут случиться, и соотносится с бесконечным числом обстоятельств, которые никогда не случались и никогда не случатся». (Обратите внимание на сходство, если не идентичность, между гершелевским толкованием закона и тем стандартным его толкованием, которого придерживаюсь я.)

Отстаивая свой гипотетико-дедуктивный метод (хотя он заранее прикрыл тылы именем Бэкона), Гершель показывает, что на его выбор оказал влияние его же собственный научный багаж, в частности такой классический образчик научной системы, как ньютоновская астрономия, где кеплеровские законы выводятся из законов движения и ньютоновского закона всемирного тяготения. Но Гершель заимствовал из физики не только идеальную структуру теорий, но и нечто большее. Во многих других отношениях, утверждал он, зрелая наука должна обладать характеристиками, свойственными именно физике. Например, он заявлял, что лучшие законы – это законы количественные, поскольку они подразумевают и даже требуют точности измерений, как это свойственно и законам физики. «Действительно, свойство всех высших законов природы – принимать форму точного количественного выражения» (Гершель, 1831, с. 123). Подобные комментарии встречаются на протяжении всей книги, ясно указывая на то, что пробным камнем истинной науки является именно физика.