Дарвиновская революция

Из сказанного ясно, что гершелевская философия существенно повлияла на его отношение к лайелевской геологии. И наоборот, не менее ясно и то, что Уэвелл не мог не напасть на позицию Лайеля и напал на нее, отстаивая причины неизвестных качества, размаха и силы (так же как и направления), именно под влиянием своей философии, в частности под влиянием своей версии доктрины vera causa. Уэвелл считал философской ошибкой заранее исключать возможность причин катастроф. Я не хочу этим сказать, что у него были какие-то весомые идеи относительно природы причин, вызывавших, по его мнению, катастрофы; таких идей у него не было, и он, разумеется, не высказал никаких предположений, которые бы эти катастрофы объясняли. Но взгляды Уэвелла на verae causae требовали непредубежденного отношения, а взгляды Гершеля этого не допускали. Глядя на такие явления, зафиксированные в геологической летописи, как вспученные и перевернутые пласты земли, Уэвелл не был настроен философски объяснять их с позиции ныне действующих причин. Напротив, когда он видел перед собой то, что воспринималось им как подъем суши на значительную высоту, его мысль поневоле устремлялась к более веским причинам, ибо, считал он, только с их помощью можно было бы адекватно объяснить эти явления.

Теперь давайте снова вернемся к Дарвину. Я уже объяснил, что, учитывая его образование, полученное в кругу катастрофистов, кажется немного загадочным то обстоятельство, что Дарвин сделался столь страстным лайелианцем. Мы рассмотрели те геологические свидетельства, которые теребили и пробуждали его научную мысль, и не приходится сомневаться, что за долгие месяцы, проведенные им на корабле «Бигль», с увлекательной книгой Лайеля под рукой и вдалеке от своих наставников, что-то должно было случиться. Этим чем-то стало его обращение в лайелизм. Но страсть, с которой Дарвин отдался лайелизму, наводит на мысль о следующей причине, и философия как раз дает нам ключ к этой загадке. Мы знаем, что Дарвин прочел «Философию естествознания» Гершеля в начале 1831 года и пришел от нее в дикий восторг. Свой восторг он выразил в письме к своему кузену У. Дарвину-Фоксу (неопубликованное письмо от 5 февраля 1831 года, отправленное к колледж Христа, Кембридж), настоятельно рекомендуя ему прочесть эту книгу, да и в последующие годы жизни он не раз отзывался о ней как об одной из двух книг, которые направили его на научную стезю (Дарвин, 1969; «Путешествие» Гумбольдта и другие). Короче говоря, даже в те дни, когда он только начал заниматься геологией, уже тогда он находился под влиянием человека, который отстаивал идеи Лайеля, считая, что они отражают истинный взгляд на геологию. Поэтому неудивительно, что когда Дарвин сам прочитал этот труд, он подпал под его чары. (В работе, посвященной долине Глен Рой, Дарвин упоминает о действии воды как причине, приведшей к образованию песчаных отмелей, то есть как о чем-то известном, позволяющем ему прибегать к аналогиям, а стало быть, являющемся vera causa.)

Мы знаем также, что, несмотря на все их различие, философии Гершеля и Уэвелла пересекались и даже совпадали по многим направлениям. Действительно, в весеннем выпуске журнала Quaterly Review (1831) Уэвелл очень тепло отозвался о «Естественной философии» Гершеля (Уэвелл, 1831b), и, возможно, именно он рекомендовал эту книгу Дарвину. Поскольку такие пересечения действительно имели место и поскольку Дарвин, как известно, был близко связан с Уэвеллом и почитал его как одного из лучших собеседников «на тему о грубых предметах, которых я когда-либо выслушивал» (Дарвин, 1969, с. 66), поневоле напрашивается вопрос: нельзя ли в работах Дарвина найти и другие философские элементы (менее очевидные у Лайеля) – элементы, равно отстаиваемые и Гершелем, и Уэвеллом? Например, уделял ли Дарвин должное внимание гипотетико-дедуктивным системам и совпадениям? Ведь должно же быть какое-то доказательство того, что, невзирая на свой лайелизм, Дарвин как геолог стремился блюсти каноны указанных философов. Действительно, такое доказательство есть, и когда мы перейдем к рассмотрению Дарвина как биолога, я предъявлю его в подтверждение моих слов, что эти элементы существенны.