— Как же так! Неужели больше не работаете?
— Не, мальчик мой, уже приличный срок.
— Наскучило? Либо же отдохнуть решили? — У меня все никак не укладывалось в голове, что Григорий Васильевич действительно бросил любимое дело.
— Наскучило! Тьфу! Да променяли меня на тюфяка губернаторского! Четвертый десяток работаю! А то — пустоголовая разнеженная дрянь…
— Григорий Васильевич! — Я не мог не покачать осуждающе головой. За несколько лет разлуки его привычка выражаться ярко и несколько грубо никуда не делась.
— А скажешь ли по-иному? И ладно бы, коли умом блестел, да на ум и намека не сыщешь! Что творится с людьми, у-у-у! Понабирают недорослей, потом гневаются: чевой-то, мол, детишки необразованными растут? Яблоко от яблони, извините меня, недалеко падает!
— Как Ваше хозяйство? — Я хотел как можно скорее переменить неприятную для собеседника тему.
— О, приютил я у себя дитя своих далеких родственников. Можно сказать, уже и не родственников вовсе. Дед, помню, мой — царствие ему небесное! — был, кажется, шестиюродным братом их бабки. А! Семиюродным, по-моему. Мать — немка, отец — дворянин, сам понимаешь, какие нравы в семействе их водились! Гиблое место для юной девицы, но уж больно характером тверда, а сердце нежно, а как умна!
Я лишь усмехнулся: знавал я много дам, подходивших под данное описание, однако на деле же ни одна не впечатлила меня.
— Отстроил я свое скромное имение, услада для глаз, ей-богу! Ай, что ж я на словах-то и на словах! Приезжай завтра со своим товарищем ко мне на обед, все сам увидишь!
— Ах, как любезно, Григорий Васильевич! Будем в обязательном порядке!
— Как чудно! Передавай тому бессовестному негоднику, что старик гневается и очень разочарован!
Я был рад приглашению, но одновременно с тем обед был в очень неудобное время. Если Дмитрию назначат процедуры, они начнутся уже завтра, однако точно их время пока мне неизвестно. Отказать Григорию Васильевичу я также не мог. В случае чего, напишу письмо с извинениями.
Мы еще немного побеседовали, а затем распрощались. Я вернулся к сборам, пребывая в прекраснейшем расположении духа.
***
К трем часам дня я возвратился в усадьбу. Дмитрия все не было. Я отобедал один. После приема пищи я прямо-таки не имел понятия, чем можно себя занять. Сел было за рояль, да пальцы не слушались, взял книгу, но все никак не мог направить на нее свои мысли; хотел написать несколько, как выражался Дмитрий, «претенциозных» строк, но и тут не преуспел.
В седьмом часу, наконец, услышал я топот копыт и характерный скрип колес. К тому времени все вокруг погрузилось в густой туман.
Из кибитки вылез сначала Захар, а затем и все остальные. Вид у первого был угрюмый и уставший. Все трое промокли, Пелагея на пороге уже держала стопку сухих вещей и полотенца.
— Захар! — окликнул я крепостного.
— Не в гнев будет сказано, сударь, но чудаковат Ваш товарищ! — откликнулся тот. — Чудаковат и жесток.
Захар ушел, а я повернулся к Дмитрию:
— Зачем Захара обидел?
— Да кто ж обидел-то? — отозвался он. — Я лишь велел ему дожидаться меня у входа.
— К чему твое веление? Взгляни на погоду!
— Быть может, мне и кибитку с собой завести стоило?
— Будь добр, впредь так с Захаром не говори. Да и ни с кем из крепостных.
Дмитрий без особого энтузиазма кивнул головой.
— Пока ждал я своей очереди, пришлось мне обменяться парой слов с одним барином. Батюшки, экий важный гусь!
Я рассмеялся:
— Отчего же гусь?
— Такой длинной и гордой шеи ты еще не встречал! Авось, потому и таков, что не может этакую шею наклонить, отчего и нас, простых людей, не замечает. И как говорил! Просто песня.
— Что же он у тебя спрашивал?
— Да не разобрал я толком его тарабарский немецкий. Я немецкий weiß es nicht.
— А что ж в больнице тебе сказали?
— Ничего особенного, как я и предполагал. На процедуры ходить буду. А ты чем занимался все это время? Съездил-таки?
— Да-с, кстати и счет написали. Но знаешь ли ты, кого я этим днем повстречал? — вдруг вспомнил я, проходя в усадьбу. — Правы мы оказались на счет того господина!
— Григорий Васильевич, значится?
— Именно! Пригласил нас в свое имение на обед.
— О, завтра, что ли?
— Да.
Дмитрий нахмурился, начал говорить за процедуры, назначенные уже на завтра, что был бы рад до чрезвычайности, но, к большому сожалению, вынужден идти в больницу.
— Сам видишь, какие там очереди! Думал, все будет ровно наоборот.
— Ах, он так расстроится! — Я и сам несколько опечалился этим известием, впрочем и чувствовал некое утешенье, что товарищ действительно
— Передавай ему от меня привет и все такое. Могу предоставить в письменной форме…
12.09
Около полудня я уже собирался в дорогу. Стоя перед зеркалом, я застегивал пуговицы жилета, кляня себя за то, что не попросил Пелагею еще раз прогладить одежду.
— Боже мой, что за charmant Monsieur! — наблюдая за мной, Дмитрий весело комментировал чуть ли не каждое мое движение. — Гляньте же на эти manière! Прямо-таки Seigneur des coeurs de dames!