das Los

— Извините меня, из-за моей невнимательности Ваше первое впечатление обо мне наверняка оставляет желать лучшего. — Она в чувствах убрала прядь за ухо, виновато прикрывая глаза.

— Почему же Вы так считаете? — Я с легким удивлением развернулся к ней всем корпусом. — К Вашему сведению, за свои два с лишним прожитых десятка, я в достаточной мере насмотрелся на роскошь и ненужное никому высокомерие.

Наверное, эта информация была несколько неуместна, хотя, в принципе, могло прозвучать и хуже.

— И все-таки, Вы, я думаю, разочарованы…

— У Вас краска на щеке. Прямо под правым глазом, да, именно тут. — Наталья в спешке старательно стала тереть лицо тыльной стороной ладони.

— Спасибо, — сконфуженно проговорила она.

Я видел в движениях ее нервозность, во взгляде явное сожаление, которое нередко доводилось замечать и у других дам, потому мне было лишь одно любопытно:

— Позвольте поинтересоваться, почему официальность и идеал в образе для Вас кажется чем-то, скажем так, непосредственно нужным для того, чтобы хорошо выглядеть в глазах кого-либо? Меня?

— Я не могу знать Ваших предпочтений, вижу Вас впервые. Дядюшка хорошо о Вас говорил, мне стало любопытно с Вами познакомиться, — отвечала она уже более смело, — кроме того…, — Наталья быстро взглянула на картину, которую я рассматривал, и так и не договорила того, что хотела сказать. — Вы, верно, Владимир?

— Как Вы догадались? — На сердце потеплело, хотя она попросту угадала мое имя, притом, что выбора было не особо много.

Сейчас же я понял, что и этот вопрос прозвучал довольно нелепо, и из-за моей невнимательности ответ на него не был замечен ранее. Да, надо было уточнить, что я имел ввиду, как именно она определила, что перед ней именно я, а не Дмитрий. Однако та, судя по всему, поняла меня верно:

— Дядюшка показывал Вашу фотографию. Точнее, вашего класса в гимназии,

— Любопытно, что Вы запомнили мое детское лицо. А как же узнали сейчас? Все дети похожи.

— Нет, не все, — возразила Наталья. — Некоторые черты в ребенке не меняются до конца его жизни. Вы бы тоже заметили это, если бы занимались живописью.

— Кисть всегда была мне неподвластна, увы, — со слабым равнодушием в голосе сообщил я, тут же рассердившись за свой тон, ибо взгляд Натальи вновь с беспокойством опустился. — Кстати об этом, у Вас чудесные картины. Особенно меня заинтересовала эта. — Я указал рукой на работу перед собою. — Это Вы?

Наталья подошла ближе. Я уловил слабый аромат жасмина и ванили, невольно засмотрелся на худенькие белые плечики, выглядывавшие из-под нежного оттенка пурпурного платья.

— Да, — подтвердила, наконец, она. — Это я и мой супруг два года назад. Я написала эту картину в Мюнхене.

Я непроизвольно посмотрел на ее голую руку, однако пальцы были спрятаны.

— Почему же Вы изобразили его… таким образом? Да и всех остальных?

— Я слышала, Вы пишите стихи, к тому же, еще и музыкант, — вдруг осторожно произнесла она. — Мне очень интересно узнать Ваше мнение на счет этого.

Я почувствовал, как трепетно забилось сердце, как волна ликования накрыла мое тело, но разумом я оставался все также спокойным.

Я внимательно присмотрелся к господину на переднем плане: холщовый мешок на его лице не имел ни единой прорези, посмотрел на толпу — точно также. На молодом человеке был черный сюртук, как и на всех остальных на заднем плане.

— Они все слепы, — проговорил я медленно, — и все абсолютно одинаковы. Гм, а Вы держите пальца на груди, сквозь которые растут мертвые бутоны. Поза Ваша скованна, и, на моей памяти, обозначает высшую степень дискомфорта, я бы даже сказал, нервозности. И кольцо на Вашем пальце, оно ведь из чистого золота, верно? Почему-то Вы решили подчеркнуть именно трещины и царапины на материале, а не его блеск и достоинство.

Наталья, до того с внимательностью слушая мою речь, мягко улыбнулась:

— Все верно. Брак по расчету, как Вы уже заметили, крайне несчастный. Ханс, — Она показала на господина на переднем плане. — Спустя три недели после свадьбы умер от воспаления легких. Но среди окружения пошли слухи, что смерть его одолела из-за неразделенной любви ко мне. Но это неправда! — В голосе ее заиграли оскорбленные нотки. — Он не любил меня еще больше, чем не любила его я. Я — из-за того что любить его было не за что, он — потому что не был способен на такие чувства. Впрочем, как и все остальные. — Наталья обвела рукой людей на фоне.

Я покачал головой. Признаться честно, я преисполнился к девушке уважением и симпатией, и связано это было не только с необыкновенной картиной, идеей которой невозможно было не восхититься.

— А Вы… Вы должны были прибыть не одни, не так ли? — Наши глаза вновь встретились. — Дядюшка с такой ласкою рассказывал мне о Вашем товарище, обо всех его достоинствах, которые я, к сожалению, не вижу…

— О чем Вы? — Я немного растерялся из-за ее слов, не сразу поняв их суть. — Дмитрий по состоянию здоровья в настоящий момент находится на процедурах в городской больнице.

— Да? — Наталья с легким удивлением вскинула брови. — И какова же их срочность?

— Прошу прощения?

— Что стало с Вашим другом?